Цветы тьмы

Сон, как выяснилось, стер из его сердца ожидание. Он видел маму, стоящую за прилавком аптеки, папу рядом с ней – как будто бы время оставило их там. Ужас последних месяцев не отразился на них. Они выглядели спокойными и умиротворенными, и если б не их вид ледяных статуй, нисколько не изменившимися.

Он еще дивился этой замороженности, когда открылась дверь и появилась Марьяна в цветастом халате с кружкой молока в руках.

– Как спалось?

– Хорошо.

– Попей, и я покажу тебе свою комнату.

Хуго взял кружку и попил. Молоко было сладкое и свежее, проникая внутрь, оно согревало его.

– Где мама? – не смог он сдержать себя.

– Она ушла в деревню искать убежище.

– Когда она придет ко мне? – Снова он забывается, снова спрашивает…

– На это потребуется какое-то время. Пойдем, я покажу тебе свою комнату.

Такого сюрприза он не ожидал. Комната была просторной, светлой, с занавесками на окнах. Все покрывала в комнате были розового цвета, и стулья тоже. На тумбочках в беспорядке стояли разноцветные баночки и бутылочки.

– Ну как, нравится тебе комната?

Хуго не знал, что сказать, и вымолвил:

– Очень красиво.

Марьяна усмехнулась приглушенным смешком, непонятно что означавшим.

– Комната очень красивая, – поправил он себя.

– Днем ты сможешь тут играть. Иногда я сплю днем, и ты будешь охранять мой сон.

– Я буду играть в шахматы, – отвечает он.

– Иногда мне придется тебя прятать, но ты не волнуйся, это будет ненадолго, и ты снова будешь возвращаться сюда. Можно сидеть в кресле или на полу. Ты любишь читать?

– Очень.

– У меня не соскучишься, – сказала Марьяна и подмигнула.

6

Марьяна ушла и оставила его наедине с самим собой. Комната не походила на обычную жилую. Розовые покрывала, ароматы духов напомнили ему дамскую парикмахерскую. Одна такая парикмахерская была недалеко от его дома. Там тоже была розовая мебель. По углам полным женщинам мыли головы и делали маникюр и педикюр. Все там совершалось с расслабленной ленцой, смешками и нескрываемым удовольствием. Ему нравилось стоять и глазеть на эти радости, но мама никогда не переступала порога парикмахерской. Каждый раз, что они проходили мимо, ее губы складывались в улыбку, значения которой он не понимал.

Долгое время он стоял неподвижно, гадая о назначении этой просторной комнаты, и в конце концов решил: это не парикмахерская. В парикмахерской посередине не стоит широкая кровать.

Тем временем Марьяна вернулась и принесла поднос с маленькими бутербродами, сказав:

– Это для тебя, садись в кресло и кушай, сколько захочешь.

Хуго припомнилось, что на свадьбах официантки подавали такие же бутерброды. Дома бутерброды были попроще и без бумажных оберток.

– Это бутерброды со свадьбы, правда ведь? – сорвалось у него с языка.

– Мы тут едим такие бутерброды. Вкусные?

– Очень.

– Где ты жил в последнее время?

– В подвале нашего дома.

– Если тебя будут спрашивать, не говори, что сидел в подвале.

– А что говорить?

– Говори, что ты Марьянин сын.

Хуго, не зная, что сказать, наклонил голову.

Он чувствовал, что стоит на пороге нового периода своей жизни, периода, полного тайн и опасностей, и ему нужно быть осторожным и сильным, как он обещал маме.

Марьяна не сводила с него глаз. Хуго почувствовал себя неловко и, чтобы это прекратить, спросил:

– Это большой дом?

– Очень большой, – отвечала Марьяна, – но тебе можно быть только в моей комнате и в чулане.

– А во двор можно выходить?

– Нет, дети вроде тебя должны оставаться в доме.

Он уже обратил внимание, что Марьяна говорит короткими фразами и в отличие от мамы ничего не объясняет. Когда он покончил с бутербродами, она сказала:

– А теперь я приберусь, помоюсь, и ты вернешься в чулан.

– Можно я сам с собой поиграю в шахматы?

– Конечно, сколько душе угодно.

Хуго вернулся на свое место, и Марьяна затворила дверь чулана.

Три недели назад, когда усилились «акции», мама начала говорить о предстоящих переменах в его жизни, о новых людях, которых ему придется повстречать, и о незнакомом окружении. Она говорила не своим обычным простым языком, а со многими словами, с потайным значением. Хуго не задавал вопросов, он был растерян, и чем дальше она объясняла и предупреждала, тем больше росла его растерянность.

Теперь тайна обрела Марьянины черты.

Раньше он встречал Марьяну несколько раз, большей частью на темных тропинках. Мама приносила ей одежду и еду. Их встречи были прочувствованными и длились лишь несколько минут. Иногда они не встречались подолгу, и Марьянины черты стирались из его памяти.

Он приткнулся в темном углу, завернулся в какую-то овечью шкуру, и сдерживавшиеся до сих пор слезы брызнули и залили ему лицо.

– Мама, где ты? Где ты? – стонал он, как брошенный звереныш.

Наплакавшись, он уснул, и во сне очутился дома, а точнее – в своей комнате. Все было на месте. Вдруг появилась Анна и встала в дверном проеме. Она подросла и была одета в традиционное украинское платье. Оно шло ей.

– Анна! – закричал он.

– Что? – ответила она по-украински.

– Ты разучилась говорить по-немецки? – испуганно спросил он.

– Не разучилась, но я очень стараюсь не говорить по-немецки.

– Папа говорит, что родной язык невозможно забыть.