Цветы ядовитые

Я представила себе описанную картинку – американская феминистка вцепляется в шевелюру арабского секс-шовиниста – и не смогла удержаться от смешка. Ирка, к моему облегчению, тоже ухмыльнулась.

– Это ещё что! Самое веселье началось, когда стало ясно, что они друг к другу неровно дышат. Ник первым заметил, что дело нечисто, начал всякие дурацкие шуточки отпускать. А мы ему ещё не верили! Потом я случайно наткнулась на Сэми в клубной части Гэзэ[1] и удивилась: чего это она так смутилась? Тёмно-бурая вся сделалась. Гляжу, а на первой аудитории висит объявление о заседании общества арабско-российской дружбы. И по времени оно как раз должно было закончиться. Правда, Фаршада я не видела, но не на демонстрацию же протеста Сэми туда ходила! Ну, а когда Елена Петровна в четыре утра поймала её в дверях "люкса", развеялись последние сомнения. Как мы потешались, когда они по привычке завели за обедом свой холивар! Кажется, я никогда так не смеялась. Ой… – Искра веселья, вспыхнувшая было в Иркиных глазах, погасла, улыбка увяла.

Прикинув, о чём бы ещё её можно спросить, я поняла, что безопасные темы кончились. Ну что же, когда-то ведь нужно переходить к сути, верно?

– Снежана была красавицей, да?

Ирка замялась.

– Наверное… Мне трудно судить, я не понимаю прелести блондинок. Хотя, нужно признать, такое сочетание цветов в природе редко встречается. Волосы почти белые, а брови и ресницы – тёмные. Заметь, не крашеные! И тёмно-тёмно серые глаза. Дымчатые. Мордашка милая, но до классических канонов ей, по-моему, далеко. Да и не в красоте тут дело, Кать. Она была… странной.

– Что значит – странной?

– Ну… заторможенной, что ли. Не знаю, как объяснить. Двигалась очень плавно, как в хороводе. И реагировала на всё как-то… неуверенно. У меня то и дело возникало ощущение, будто она иноплатенянин в скафандре, имитирующем человеческую девушку, и, когда к ней обращаются, ей нужно запустить программу-переводчик, чтобы понять, о чём речь, а потом ещё свериться со справочником на предмет, что в таких случаях говорят и делают люди. Сначала-то я думала, что девчонка в шоковом состоянии после смерти матери и переезда в чужой город. Но она такой и оставалась – почти до конца. Думаю, мужиков сводила с ума эта её нездешность…

– Почти до конца, – повторила я. – А в конце?

Предвидя новый приступ трясучки, я постаралась задать вопрос небрежно. Не знаю, сработало это или Ирка сумела наконец отрешиться от своих переживаний, но ответила она почти спокойно:

– В конце Снежана как будто очнулась и превратилась в нормальную девушку – только очень несчастную. Но с конца непонятно будет, давай я по порядку расскажу…

Снежана переехала к родственникам в феврале. К этому времени Жорка-Гоша практически переселился к Ире (даже начал платить хозяевам за кормёжку), поэтому в утешении сироты принял самое деятельное участие. Вёл с девчонкой долгие разговоры, пытался веселить студенческими байками, пел… Как Ирка ни внушала себе, что любимым движет исключительно сострадание к ребёнку, ревность всё равно внедрилась в душу, пустила там корни и зацвела пышным цветом. Попытки игнорировать или задушить мерзкое чувство кончились тем, чем обычно и заканчиваются подобные попытки – взрывом. Ирка устроила любимому скандал и велела убираться. Любимый оскорблённо хлопнул дверью, но через несколько дней снова появился в "кампусе" – в качестве гостя Саманты.

Поначалу игра, которую вели Жорка и Сэми, вызывала у Ирки одно злорадство: американка не умела притворяться и, изображая повышенный интерес к новообретённому ухажёру, то и дело косилась на Фаршада – проверяла, производят ли её манёвры должное впечатление. Араб пожирал глазами Снежану и манёвров не замечал. Снежана, по большей части, смотрела в простанство и не замечала ни манёвров, ни араба, ни суеты, производимой вокруг неё добрым дядюшкой Ником. Ирка с Еленой Петровной обменивались понимающими взглядами и усмехались. Ночевать у Саманты Жорка не оставался, посему для тревоги, казалось бы, не было оснований.

Однако в апреле картина изменилась. Весна ли повлияла, или капля наконец подточила камень, но очарование певца начало действовать на обеих девушек. Сэми перестала коситься на неверного араба, и нежность в шоколадных глазах, устремлённых на Жорку, утратила оттенок демонстративности. Одновременно и Снежана начала поглядывать на Жорку с интересом. Отступившая было ревность набросилась на Ирку с утроенной силой.

– Знаешь, Кать, я всегда считала себя приличным человеком, а тут… Должно быть, у меня крышу сдёрнуло, иначе не могу объяснить, почему сделала то, что сделала. Причём мне даже в голову не пришло, что поступок отвратительный… Короче, я посадила к Саманте в комнату "жучка", – зардевшись, призналась Кудрявцева.

Оценивать степень её нравственного падения, равно как и спрашивать, где студентка отделения радиофизики взяла "жучка", я сочла неуместным, посему просто кивнула, предлагая продолжать. Но Ирка самозабвенно выискивала на моём лице признаки презрения, и кивка не заметила. Пришлось таки высказаться.