Цветы дальних мест

Вернее, пригласить он хотел, разумеется, меня, познакомить с родителями, но одну не отпустила бы меня мама, только с подругами. Да и для меня это молчаливое жениховство было лишь игрой, развлечением. А так сложилось вполне пристойно: Тамара, Леночка и я отправляемся на море, по пути заезжаем в Тбилиси и знакомимся с родителями Тенгиза, как его сокурсницы.

Это предисловие к одному-единственному дню, утром которого мы сошли с самолета в тбилисском аэропорту. Этот день все перевернул. После уж я никогда, кажется, такой не была. Взрослей стала, уверенней, пожалуй, но такой легкой…

Впрочем, история-то банальна: у телеграфа, откуда я посылала телеграмму маме, что долетела благополучно, Тенгиз назначил свидание двум своим друзьям, чтоб девочки не скучали. Одного и звали не помню как, второго — Владик Богаевский, Владислав, Володя. Сейчас поймала себя на том, что вслух, внятно я этого имени много лет не произносила. И не рассказывала никому ничего подробно, ну, мама кое-что потом вызнала, пожалуй, еще моя подруга…

Описать его внешне? Высокий, фигура, что называется, спортивная, блондин, глаза голубые с зеленым, в сумерках темно-серые, нос прямой с горбинкой, видный парень, но ничего из ряда вон выходящего. Только рот, пожалуй. Губы не тонкие, яркие, кривятся все время нервно, мне это сначала не нравилось. Когда говорит, уголки губ начинают двигаться не одинаково, а каждый сам по себе. Сперва я приняла это за кривляние, к тому жив том, как он держал спину, голову, в том, как шевелились его пальцы, в походке мне сперва почудилось высокомерие, выпендреж попросту. Кстати, мои подружки сразу так это восприняли, что прежде всего, пожалуй, меня и насторожило. Да и Тенгиз особенно предупредительно к Владику относился, заметить это не сразу можно было, а по косвенным признакам, но я-то Тенгиза знала.

Что я имею в виду, когда говорю, что насторожилась? Сама незаурядных, отмеченных людей узнать никогда не могла, реакция моя на них была такой же, как у Тамарочки или у Леночки, раздражала нервность, необходимость напрягаться, чтобы понимать — о чем они говорят и почему делают то-то и то-то. Но тут же спохватилась: если Тамарочку этот человек отпугивает, значит, в нем что-то есть, Тамарочкины реакции были для меня как лакмусовая бумажка. А уж сходиться с Тамарой или Леночкой во вкусах я позволить себе не могла. Конечно, тогда все это подсознательно во мне происходило, это теперь могу взвесить и артикулировать. Впрочем, и после того, как я заставляла себя принять такого человека, внутри что-то продолжало сопротивляться, я как на качелях раскачивалась, уставала от этого. Был он года на два старше нас, далекий родственник Тенгиза, грузин наполовину, по матери. Его родители уехали отдыхать, квартира была свободна, и они договорились, что мы остановимся у него, а он будет ночевать у Тенгиза. В Тбилиси мы должны были провести два дня, дважды переночевать и ехать в Адлер, билеты были на руках.