То мать, то отец жили с ним в Москве, и ему никогда не приходилось уезжать из столицы. У Стёпки, человека вполне самостоятельного, сложился свой уклад жизни. До глубокой осени и с ранней весны, прибежав из школы, он брал скейтборд и мчался на улицу кататься на доске с ребятами. Как почти все скейтбордисты, он проколол мочку левого уха и носил золотую серёжку в форме колечка.
Накатавшись до одури, мальчишки трепались о пустяках с важным видом и курили, то и дело оглядываясь по сторонам: вдруг кто увидит и нажалуется родителям. Стёпка тоже покуривал, хотя это ему и не нравилось.
Зимой катались на снегокатах. Уроками Стёпка себя не утруждал и, несмотря на это, учился неплохо. В его комнате в московской квартире всё было оборудовано так, как ему хотелось. В кладовке в конце комнаты он устроил себе компьютерный салон. Оклеил стены чёрными обоями, на них налепил золотые звёзды, изображения планет, космических кораблей. С потолка на леске свешивались модели самолётов и космических спутников. Кладовка напоминала кабину звездолёта.
В комнате на полках вперемешку с книгами валялись дискеты, коробки с коллекцией монет, раковины с разных морей, привезённые родителями. На стенах висели яркие географические карты, испещрённые пометками отцовских и маминых передвижений по миру и по России.
Но дома сидеть Стёпка не любил. Улица притягивала магнитом свободы, приключений и почти вседозволенностью. Но это ведь московская городская улица! В Дальнем если и были улицы, то их контуры вылезали из-под снега не часто, только во время прохладных летних недель. Стёпка-то притащил с собой скейтборд. Отец посмеялся, но ничего не сказал.
Наутро после приезда Стёпка вышел из дома, отошёл метра на два от крыльца и по грудь провалился в сугроб. Он барахтался и вопил минут двадцать, прежде чем отец услышал и пришёл на помощь. Выдернул его, как морковку, из снега и усадил отогреваться у печки.
Отец отлепил от свитера снег, пробравшийся к нему под рукава, и бросил его в открытую дверцу печки. Снег испарился ещё на подлёте к оранжево-красному печному чреву и улизнул лёгким паром к низкому потолку комнаты. Отец посмотрел на огонь.
— Да, дорогой мой, тут тебе не Москва.
— А я и не догадался, — пробурчал себе под нос дрожащий Стёпка.
В этот день он больше никуда не пошёл. Да и день здесь, как всё в глазах Стёпки, был неполноценный. Четыре часа света, а потом тьма, бледно мерцающая снегом в свете тусклых льдинок звёзд. Стены трещали от мороза, стёкла стали мутным льдом. Казалось, наступил ледниковый период. Вымерли мамонты, всё живое и сущее, и только в их с отцом избушке теплился свет и жар, пока есть дрова и уголь.
— Всё на земле вымерзло, — вслух сказал Стёпка. — Никому не нужен твой прогноз погоды.
Отец услышал и отреагировал:
— Камень в мой огород? Только ты ведь не пуп земли. Думаешь, если ты находишься на Севере и замерзаешь, то вся планета покрылась льдом из солидарности с тобой, несчастным узником льдов? Нет. В Африке сейчас около сорока, солнце жарит, народ купается и загорает, нравится тебе это или нет. В Москве тоже светит солнышко, может, дождик брызнет небольшой. Сегодня вечером, сидя у телевизоров в своих квартирках, москвичи прослушают прогноз погоды. И наверняка будут сокрушаться, что погода их не балует. Всё как всегда. А твоя персона и твои настроения на изменение погоды не влияют.
— А тут в Дальнем будет снег, снег, снег?
— И мороз, — добавил отец. — В Дальнем несложно прогнозировать погоду. Ты уже за один день в этом поднаторел, — отец подёргал себя за бороду. — Не понимаешь своего счастья. У тебя Гидрометцентр на дому. И телевизор смотреть не надо.
— А я бы с удовольствием его посмотрел, — Стёпка демонстративно обвёл взглядом комнату, где не было никакой техники, кроме отцовской радиостанции.
— Телевизор тебе как раз ни к чему. Вон учебники на тумбочке. Садись и занимайся. Мать говорила, что ты себя учёбой не утруждал. Пора бы уже за ум взяться. Тем более завтра в школу. Так что освежи знания.
— В этом Дальнем школа есть? — презрительно поинтересовался Стёпка.
— Представь себе, — холодно ответил отец. — Местные ребята — сыновья оленеводов, полярников, лётчиков, моряков, рабочих. Они, конечно, уши не прокалывают и серёжки не носят, на досках не катаются. Хотя, само собой, покуривают втихаря, как некоторые, — отец с прищуром глянул на Стёпку, оторвавшись от своих бумаг. Всё это время он говорил, продолжая чертить таблицы и графики. — Нормальные ребята, нормальная школа, даже для вашего величества подходящая. Кстати, — отец повернулся на табурете, — про курение я с тобой разговариваю первый и последний раз. Уяснил?
— Есть такие люди — зануды, — Стёпка отвернулся от отца и разговаривал будто бы сам с собой. — Они читают другим нотации и обижают честных, хороших людей.
— А есть такие мальчишки, — довольно сердитым голосом подхватил отец, — которые думают, что можно безнаказанно хамить взрослым. Но эти мальчишки забывают, что у взрослых периодически заканчивается терпение, и зловредные мальчишки получают хорошенькую взбучку.