Цветок Зари. Книга первая: На пороге ночи

========== Глава 1. Обретение ==========

Феата дышала цветами и зеленью, ещё покрытой крупной сверкающей росой.

Запахи моря и влажной земли, то сменяя друг друга, то смешиваясь, мягкими волнами пробегали по просыпающимся улицам, вокруг светлых домов, погружённых в утреннюю дрёму, взлетали вдоль высоких стен гостиниц и административных зданий, перекликались с ароматами садов, поднимающихся многоярусными террасами, взбирающихся по стенам, увитым зелёными цветущими плетями, и стремились добраться до парков, разбитых на крышах.

Но до крыш было слишком далеко, и лёгкий ветерок, смешавшийся с ароматами цветов, снова опускался вниз и бежал по улицам, стряхивая с листьев росу.

В столицу Галактического Союза пришло ещё одно утро — прекрасное и безоблачное. И совершенно неудивительно, что одна из лучших гостиниц Феаты, предназначенная для почётных гостей и делегаций, так и называлась — “Утро Феаты”.

Сейчас она тоже просыпалась — сначала обслуживающие механизмы и роботы (они, разумеется, не спали, но какое-то время пребывали в вынужденном бездействии), потом обслуживающий персонал и наконец постояльцы, но, конечно, нередко находился кто-то, нарушавший заведённый порядок.

Впрочем, если он не беспокоил других постояльцев, то это оставалось исключительно его личным делом. Этой ночью двое гостей столицы почти не смыкали глаз. Может быть, их было и больше, но уж точно не меньше.

Первым был мужчина средних лет, крепкого телосложения, загорелый, с коротким ёжиком рано поседевших волос. Его звали Михал Стенли, но старые знакомые чаще называли его Командиром. Для него эта ночь стала временем воспоминаний.

Они упорно осаждали его долгие годы, а он с не меньшим упорством гнал их прочь. Это была долгая и изнурительная война, за временные победы в которой Михалу пришлось заплатить высокую цену. Воюя с собственной памятью, он оставил Кор — свою суровую снежную родину, планету, где был счастлив и где потерял это счастье. Он стал наёмником, искал не то забвения, не то смерти, но смерть обычно бежит от тех, кто сам её ищет.

Прошли годы, и Михал Стенли превратился в Командира, совместив в одном слове и должность, и имя, которым его отныне стали называть. Он никогда об этом не говорил, но, возможно, люди, ставшие его новой семьёй, почувствовали, что ему не нравится слышать собственное имя — оно было частью прошлого.

У Командира не было ничего, кроме службы. У Михала Стенли была семья — жена и сын. Сын погиб, жена ушла, ведь горе не всегда объединяет людей, бывает и наоборот.

Но однажды в его жизни появилась Мария и заставила его понять, поверить, что он ещё не умер, ещё способен любить, что он ей нужен… Он поверил и полюбил или наоборот — сначала полюбил, а потом — поверил. И вдруг она исчезла, словно её и не было никогда, словно она ему приснилась.

Осталась только записка, в которой она просила, умоляла не искать её, а ещё — просила прощения; а ещё там было написано, что она его любит… Но кто бы объяснил ему, как это всё может быть — вместе! Если любит, то почему уходит? Почему?..

Может быть, он всё-таки чем-то обидел, сделал что-то не так. Может быть, она решила, что не хочет делить его сердце и память с болью потери, с воспоминаниями о прежней семье, прежней жизни?.. Может быть… Бесконечные “может быть”, которые никто никогда не подтвердит и не опровергнет.

Он смирился с тем, что для этих вопросов никогда не отыщутся ответы. Не смирился только с тем, что придётся жить дальше. Но со временем ко всему привыкаешь, даже к жизни, даже к одиночеству, даже к ноющей пустоте в сердце.

Двадцать пять лет прошло, и он, как видно, ослабил бдительность. Жизнь снова поймала его в свою ловушку — она у неё всегда одна и та же, а к чему разнообразие, если срабатывает безотказно? Любовь, привязанность… Самое большое счастье и самая жгучая боль.

Того парня Командир подобрал на чёрном пепелище, оставшемся от погибшей колонии людей на Фрайме. На вид ему было лет двадцать пять, и он ничего не помнил. “Повезло, — подумал Командир. — Когда такое за плечами, лучше всего — забыть…”

Командир сделал всё, что от него зависело, чтобы память к нему не вернулась — он-то знал, каким безжалостным палачом она может быть. Потом Михал много раз спрашивал себя, почему так прикипел сердцем к этому чужому человеку.

Потому что он напомнил ему самого себя? Потому что человек, лишённый памяти, абсолютно одинок? Потому что Рэй чем-то напомнил ему погибшего сына?

Но вопросы пришли гораздо позже, когда он уже не мог обманывать себя и вынужден был признаться, что Рэй бесконечно дорог ему, и не случайно он дал ему свою фамилию. Жизнь снова поймала его.

Пять лет Рэй Стенли служил под его началом, и за все эти пять лет, вероятно, не нашлось бы и дня, чтобы Михал не пожалел, что предложил ему поступить на службу. Пожалел — это, конечно, очень мягко сказано. Он казнил себя день за днём, и каждый раз, когда кто-то из его ребят погибал, кто-то — но не Рэй, он испытывал мгновенное чувство облегчения, за которое потом ненавидел себя.