Цветок в пыли. Месть и закон

Ему, как человеку не слишком молодому, не так просто было осознать этот факт, но еще более странным показалось то, что Джай был очень начитан и весьма образован. Задавать вопросы было не в характере Тхакура, но по случайно оброненным Джаем словам он составил себе некоторое впечатление о его прошлом. Как бы то ни было, у инспектора появился собеседник — а это было именно то, чего он так долго не находил в своем окружении. Джай не отличался многословием, как и сам Тхакур, впрочем, но его замечания всегда представлялись инспектору интересными, несмотря на то, что он нечасто мог с ними согласиться. Он предложил парню пользоваться своей библиотекой, которую собирали еще его предки, да и он немалую часть зарплаты тратил на старинные рукописи — свою давнюю страсть. Кроме того, с Джаем можно было играть в шахматы — игру, не требующую интенсивного общения, но хорошо отвлекающую от тяжелых мыслей.

Однако общение с Джаем имело и свои сложности. Первой из них было то, что тот временами напоминал Тхакуру его младшего сына, и это болью отдавалось в душе старика. Кроме того, Тхакур прекрасно понимал, что его ждут серьезные проблемы, связанные с Ратхой. Уяснив однажды, что между его невесткой и Джаем протянулась невидимая, но уже крепко связывающая их нить, он все более убеждался, что она не прервется сама собой и ему предстоит принимать непростые решения.

Первым его чувством было возмущение — Ратха, вдова его сына, так быстро забыла об убитом муже, прекрасном, умном, необыкновенном юноше. Но потом он чуть ли не силой заставил себя отрешиться от отцовского эгоизма и посмотреть на дело глазами беспристрастного судьи.

Ратха знала своего мужа слишком мало, чтобы успеть полюбить его по-настоящему. Конечно, они с ее отцом не были такими уж ретроградами, чтобы знакомить своих детей только на их свадьбе. Они устроили им несколько коротких встреч под присмотром старших, так, чтобы они немного освоились с тем, что скоро станут мужем и женой. Дети нравились друг другу, родители, знакомые целый век, были рады этому браку — и он был решен. Потом короткие недели вместе — и вот Ратха осталась вдовой. Мог ли он с чистой совестью требовать от нее любви к умершему? Тхакур-отец сказал бы: да. Тхакур-судья, становившийся по мере осознания ситуации все больше Тхакуром-адвокатом, не взял бы на себя смелость осудить ее, тем более что он знал, чувствовал своим знаменитым чутьем, так часто помогавшим ему отличить ложь от правды, что Ратха совершенно не способна на недостойные поступки.

Что ж, сказал он себе, Бог отнял у нее мужа, оставив меня, его отца, ее опорой и поддержкой в жизни. Я не могу стать ее тюремщиком — а значит, палачом.

Это решение далось ему с невероятным трудом. Тхакур был воспитан в почитании традиций и обычаев предков и верил, что именно здесь хранится выработанная веками мудрость, которая получена детьми готовой — в виде заповедей. Вся его жизнь, атмосфера дома и окружения способствовали укреплению в нем этой веры.

Но сейчас речь шла не просто о нарушении древнего запрета. Если бы все это случилось с чужой, незнакомой ему женщиной, он, не задумываясь, сказал бы, что все должно идти так, как решили боги. Но Ратха… Она не была ему теперь чужим, безразличным человеком. Он успел оценить ее и, быть может, Понять. А значит, просто не мог не желать ей счастья. И это счастье зависело от него, от его воли.

Впервые для Тхакура вошли в противоречие его привязанность к традициям и благородство, изначально присущее его натуре. Он отдал бы все, чтобы избежать этого, но у него не было выбора, Оставалось принять решение, и он принял его.

Однажды утром он велел запрягать коляску и попросил Рамлала найти Ратху. Когда она подошла к нему, Тхакур сказал ей:

— Собирайся, дорогая, мы едем к твоему отцу.

В ответ на ее удивленный взгляд, он быстро добавил:

— Ты знаешь, зачем.

Ратха почувствовала, как ее щеки заливает горячий румянец, и молила Бога, чтоб Тхакур не заметил этого. Но он не стал наблюдать, какое впечатление произвели его слова, и сразу же прошел к себе — готовиться в дорогу.

В коляске никто из них не произнес ни слова. Смущены были оба, и молчание казалось единственным спасением. Понемногу мысли унесли их обоих далеко от выжженной, как тент над лавкой старьевщика, дороги на Мансур.

Тхакур вспоминал своих сыновей — еще маленькими, забавными детьми, их беспокойные игры, шалости, смешные словечки, первые ошибки и удачи. Он думал тогда, что ему не слишком повезло в жизни, ведь он потерял жену, его дети росли без матери. Он не знал в то время, что такое потерять все, — и был несчастен. Ах, если бы вернуть хотя бы день из этой чудесной поры, когда он мог обнять детей, прижать их к себе и не отпускать.

Ратху же просто лихорадило от мысли, что ее жизнь может измениться. Она не смирилась со своей долей, но привыкла к тому, что другой у нее не будет. И вот теперь двое мужчин — Джай и Тхакур — задумали такой поворот. Неужели им удастся спасти ее, вырвать из цепких лап одиночества?