Цветок Трех Миров

– В наш век мертвенных подарков из области бытовой техники, в век прагматических отношений и всеобщего равнодушия ничто не может согреть душу сильнее, чем маленький и пушистый комочек жиз… – торжественно начала Рина, сигнализируя Кирюше глазами, чтобы он не отходил далеко с котенком.

– О! – завопила Наста. – Старый знакомый! Мы тоже хотели сперва этого поймать, но он под мусорный бак залез! Я костылем стала шарить – не вылезает! А там такая грязища, ну мы и взяли другого. А вы его чем подцепили? Или он сам вылез?

Яра вежливо улыбнулась.

– Там еще много котят? – спросила она у Насты.

– Три штуки было и мамаша, но гостей еще много впереди. Думаю, и мамашу тоже подарят, – предположила Наста – и не ошиблась. Подарили и мамашу, воссоединив тем самым семейство. Кроме мамаши подарили еще двух дворняг, которые, с воем вырвавшись, убежали, скамейку из парка и новую железную урну в форме распахнувшего клюв пингвина. Прежде она, кажется, стояла у магазина.

– Это вандализм! – сказала Кавалерия и велела отнести все обратно.

Родион с Максом, не споря, ушли относить, но вернулись подозрительно быстро. Кавалерия сдвинула было брови, собираясь разбираться, но тут появился Даня. Он прихрамывал и вид имел поцарапанный.

Кавалерия сразу забыла про похищенную урну и уставилась на него.

– На тебя что, ведьмари напали? – спросила она.

– Ни в коем разе, – ответил Даня смиренно. – Я был злодейски загипнотизирован велосипедом. Кстати, вашим. Но вы не переживайте. Велосипед не пострадал. Пострадало только устройство для кручения педалей. То есть я.

Обстоятельства же падения были такие. Даня мчался по лугу, глядел на переднюю шину – и происходило чудо. Ему казалось, что рисунок протектора останавливается и начинает двигаться в противоположную сторону. Даня знал, что это такой зрительный эффект, но все равно не мог оторваться и смотрел, смотрел, смотрел, пока не заехал передним колесом в кусты. Не успев затормозить, спрыгнул с велосипеда, поцарапал себе о ветку веко и дальше шел уже пешком, сердито катя велосипед за руль и плача раненым глазом.

Самое забавное, что Дане и бетонная стена не повредила бы, но для этого ему требовалось сперва перейти в призрачное состояние. Даня же не настолько еще освоился со своим даром, чтобы делать это мгновенно.

– В ШНыре все в порядке? – спросила Кавалерия.

– В целом да, – ответил Даня несколько уклончиво.

Кавалерия знала, когда надо начинать волноваться:

– А не в целом?

– Не в целом у вас в кабинете ветром распахнуло окно. Бумаги раскидало. Хорошо, Макар вызвался помочь. Пообещал, что приберет все упавшие вещички.

Влад Ганич тихо хрюкнул в салат. Фраза «Макар прибирает упавшие вещички» вызвала у него целый поток ассоциаций.

– Какие еще «упавшие вещички»? – медленно сказала Кавалерия.

– Ну стеллаж же опрокинулся.

– Пять баллов, – сказала Кавалерия глухо. – И ты молчал? Велосипед у подъезда? Прекрасно. В таком случае я поехала оплакивать осколки. Ул и Яра, продолжайте веселиться! Да здравствует новоселье!

И она уехала.

– И что нам теперь делать? – спросила Яра.

– Ты же слышала! Продолжать веселиться, – сказал Родион и передал Насте гитару.

Доверив свои костыли верному Рузе, Наста пробежала пальцами по струнам, пробуя звуки.

– Она настроена, – сказала Яра немного ревниво, потому что это была ее гитара.

– Она настроена под тебя, – возразила Наста. – И потом я ее не настраиваю. Я с ней просто знакомлюсь.

Однако Наста не просто знакомилась. Казалось, она приручает гитару с той ласковой властностью, с которой хитрая гостья наглаживает чужого кота. Не прошло и десяти минут, а гитара, расторгнув все прежние связи с Ярой, уже полностью принадлежала Насте – всеми звуками, струнами, грифом.

А потом Наста запела. Голос у нее был хрипловатый, глубокий, проникающий до глубин души и уводящий за собой. Все застыли как завороженные, и только бесчувственный Макс изредка вертел головой и почесывался. Правда, даже на него пение, видимо, влияло, потому что он стеснялся жевать, зная, что у него щелкают челюсти.

– Все. Надоело. Разучилась, – внезапно сказала Наста и, прервав пение на полуслове, швырнула Улу гитару так быстро и сильно, что, не поймай он ее, она врезалась бы в стену и разбилась.

– А по-моему, замечательно! Я всегда влюблялся в девушек, которые поют под гитару! – сказал Афанасий с некоторым смущением, потому что Яра ведь тоже играла, и теперь получалось, что он себя слегка выдавал. Хотя, конечно, это была уже вчерашняя правда, даже позавчерашняя.

Наста вопросительно посмотрела на него.

– Ну да… влюблялся, – признал Афанасий. – Еще в школе все началось. Была у нас одна такая Оля. Дрожащая, воздушная, трепетная как фея. И вот она играет на гитаре, я смотрю на нее почти неживой, а она вдруг говорит таким тусклым голосом: «Чего уставился? Булавку в глазик воткнуть?» И в душе моей обрушивается мечта.