Читаем Цветок пустыни полностью

По утрам, сразу после завтрака, наступало время выгонять скот из загонов. Когда мне исполнилось шесть лет, мне доверили выгонять в пустыню на выпас отару овец и стадо коз — голов шестьдесят-семьдесят. Я брала длинную палку и в полном одиночестве гнала их, напевая нехитрую песенку. Если кто-то отбивался от стада, я тут же возвращала его на место. Животные шли за мной охотно, они знали: раз их выпустили из загона — значит, пора кормиться. Главное было выйти как можно раньше, тогда можно найти место получше, где и вода есть, и травы больше. Всякий раз я первым делом старалась отыскать воду, чтобы успеть раньше других пастухов, иначе их скот быстро выпил бы то немногое, что удается найти в пустыне. К тому же в разгар дня земля становится такой сухой, что она впитывает все до последней капли. Я старалась, чтобы мои козочки и овечки напились как следует, ведь следующий источник, возможно, найдется через неделю. А может, и через две. Или через три — кто знает? Когда приходила засуха, печальнее всего было смотреть, как погибает скот. В поисках воды с каждым днем приходилось забираться все дальше и дальше. Стадо пыталось добраться туда, но наступал момент, когда животные уже не могли идти. А когда они в изнеможении падают на землю, ты необычайно остро ощущаешь свою беспомощность — знаешь, что им настал конец, а поделать ничего не можешь.

Пастбища в Сомали никому не принадлежат, поэтому я была вольна проявить смекалку и найти такое место, где моим козочкам и овечкам хватит зелени. Мои природные инстинкты обострялись в поисках признаков дождя, и я внимательно оглядывала небо, высматривая тучки. Другие органы чувств тоже включались: предсказать дождь может и особенный запах или дуновение ветра.

Пока стадо паслось, я следила за хищниками, которых в Африке хватает. Бывало, гиены подкрадывались незаметно и хватали отбившегося от стада козленка или ягненка. Приходилось опасаться и львов, и диких собак: они же охотятся стаями, а я одна.

Глядя на небо, я старательно высчитывала, насколько далеко можно зайти, чтобы успеть вернуться до наступления темноты. Не раз я ошибалась, тогда-то и начинались неприятности. Спотыкаясь в темноте, я искала дорогу домой, и вот тут нападали гиены: они же знали, что их не видно. Стоило отогнать одну, как за моей спиной появлялась другая. И пока я отгоняла эту, с другой стороны подбегала еще одна. С гиенами труднее всего, они настырные, ни за что не отвяжутся, пока не добьются своего. Каждый вечер, возвратившись домой и загнав своих овец и коз, я несколько раз пересчитывала их — все ли на месте? Однажды я вернулась и, пересчитывая коз, увидела, что одной недостает. Я сосчитала снова. И еще раз. И вдруг поняла, что не вижу Билли. Я лихорадочно пробиралась среди коз, отыскивая его. Потом побежала к маме с криком:

— Мама, Билли пропал! Что делать?

Конечно, было уже поздно, и мама только погладила меня по голове, а я зарыдала, поняв, что моего любимца сожрали гиены.

Что бы ни происходило вокруг, забота о стадах неизменно оставалась нашей первой и самой важной задачей — несмотря ни на засуху, ни на болезни, ни на войну. Постоянные политические смуты в Сомали создавали серьезные трудности для горожан, мы же жили в такой глуши, что нас редко кто беспокоил. Но однажды, когда мне было лет девять, пришли солдаты и разбили лагерь недалеко от нас. Мы уже слышали рассказы о том, как солдаты насилуют девушек, если те ходят в одиночку. Я даже знала девушку, с которой такое случилось. Не имело значения, сомалийские это солдаты или марсианские, — они все равно были не нашими, не кочевниками, и мы старались держаться от них подальше.

Как-то утром отец поручил мне напоить верблюдов, и я погнала стадо. Очевидно, солдаты пришли сюда ночью. Они разбили лагерь вдоль дороги: палатки и цепочка грузовиков тянулись, насколько хватало глаз. Я спряталась за деревом и смотрела на людей, одетых в военную форму. Я здорово испугалась, вспомнив рассказ той девушки. Рядом не было никого, кто мог бы меня защитить, и эти мужчины были вольны сделать со мной все, что им придет в голову. С первого же взгляда я возненавидела их. И их самих, и их мундиры, и грузовики, и оружие. Я даже не знала, зачем они здесь. Может быть, они защищали Сомали от врагов, но все равно они мне очень не понравились. Но надо же было напоить верблюдов! Единственный известный мне путь в обход военного лагеря был слишком длинным и извилистым, со стадом там не пройти, а потому я решила отвязать верблюдов — пусть идут через лагерь без меня. Верблюды прошли прямо через толпу солдат, направляясь к воде ближайшим путем, на что я и рассчитывала. Я стремглав обежала лагерь, хоронясь за кустами и деревьями, и догнала верблюдов у колодца с другой стороны. Потом, когда уже темнело, мы повторили свой маневр и благополучно добрались домой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии