Цветок пустыни

Перед тем как я ее перебила, тетя Маруим как раз набрала полную грудь воздуха и протянула руку по направлению к двери. На мгновение она задохнулась, так и стоя с простертой рукой, а в ее устремленных на меня и широко раскрытых глазах вдруг заплескалась тревога. Потом она медленно выдохнула, опустила руку и свела ладони вместе — так, как я ее впервые увидела.

— На первый раз я сама это сделаю, Уорис. Но ты должна наблюдать очень внимательно. Смотреть, слушать и все запоминать.

Я кивнула, и тетушка снова набрала воздуха в грудь, продолжая мысль, на которой остановилась.

Прошла неделя, и я — после нескольких небольших катастроф — затвердила наизусть список своих обязанностей и неуклонно следовала ему каждый день, триста шестьдесят пять дней в году, на протяжении следующих четырех лет. Если прежде я была девочкой, которая никогда не следила за временем, то теперь я научилась внимательно смотреть на часы — и жить по часам. Подъем в шесть, дядин завтрак в шесть тридцать, тетин кофе в семь ровно, завтрак для детей в восемь. Потом я убирала в кухне. Шофер отвозил дядю в посольство, потом возвращался и забирал детей в школу. Потом я убирала в тетиной комнате, потом в ее ванной, потом в каждой из остальных комнат по очереди — подметала, мыла, терла, скребла, оттирала, продвигаясь постепенно по всем четырем этажам. И уж поверьте, если хоть кому-нибудь в доме что-то в моей уборке казалось не так, мне высказывали это без обиняков. «Мне не нравится, как ты прибрала сегодня в ванной. В следующий раз проследи, чтобы было чисто. На белой плитке не должно быть ни единого пятнышка, она должна сиять».

На весь дом я была единственной служанкой, не считая шофера и повара. Тетя объяснила, что нет смысла нанимать больше слуг для такого маленького дома, как наш. Повар готовил обед шесть дней в неделю, по воскресеньям у него был выходной, и обед готовила я. За четыре года у меня не бывало выходных. Несколько раз я пыталась попросить об этом, но всякий раз тетя поднимала такой шум, что я и пробовать перестала.

Питалась я отдельно от остальных. Перекусывала чем-нибудь, когда выпадала минутка, и продолжала работать, пока не валилась от усталости с ног где-то в полночь. Но я не особенно жалела, что не обедаю вместе со всеми, поскольку стряпня повара, на мой вкус, была совершенно несъедобной. Он тоже сомалиец, только из другого племени, не моего. Он был злобным, самовлюбленным, ленивым, и особенно ему нравилось досаждать мне. Стоило тете зайти в кухню, как он ни с того ни с сего начинал:

— Уорис, когда в понедельник я вернулся сюда, ты оставила кухню после завтрака в жутком виде. Мне пришлось больше часа приводить ее в порядок.

Разумеется, это было чистое вранье. Единственное, что он умел, так это получше преподнести себя дяде и тете, причем понимал, что своим кулинарным искусством добиться этого не сумеет. Я сказала тете, что не собираюсь есть то, что готовит повар, и она ответила:

— Ну как знаешь. Готовь тогда сама себе, что хочешь.

Вот когда я порадовалась, что в свое время, еще в Могадишо, так старательно училась готовить у двоюродной сестры Фатимы. У меня был врожденный талант к кулинарии, так что я потихоньку стала готовить макароны, а потом и другие блюда, что в голову придет. Когда родственники увидели, что я ем, им тоже захотелось попробовать. Вскоре меня начали спрашивать, что я хотела бы приготовить, какие продукты для этого надо купить на рынке и т. д. и т. п. Понятно, что наши отношения с поваром не стали от этого теплее.

Уже к концу первой недели пребывания в Лондоне я поняла, что у меня и у тети с дядей совершенно разные взгляды на то, какое место я должна занимать в их доме. Почти повсюду в Африке принято, что богатые родственники берут к себе детишек более бедных членов семьи и эти дети работают на них в обмен на кров и еду. Иногда богатые родственники дают приемышам образование и относятся к ним, как к собственным детям. А иногда и нет. Я, конечно, надеялась, что попаду в первую категорию, но вскоре стало ясно, что у дяди с тетей есть более важные дела, чем заботиться о неграмотной девчонке из пустыни, которая должна работать у них горничной. Дядя был всецело поглощен делами, он вообще мало внимания обращал на то, что происходит в доме. А вот тетушка, которую я в мечтах видела своей второй матерью, меньше всего думала о том, чтобы я стала ее третьей дочерью. Для нее я была всего лишь служанкой. Когда эта истина предстала передо мной во всей своей неприглядной наготе, а к этому еще добавился каждодневный изнурительный труд, вся радость от приезда в Лондон померкла. Я обнаружила, что тетушка помешана на правилах и порядке: все всегда должно делаться так, как она сказала, и точно в то время, когда она велела, — и так каждый день. Исключений не было. Может быть, ей казалось, что такая строгость просто необходима, чтобы «вписаться» в образ жизни чужой страны, так сильно не похожей на нашу. И все же, на свое счастье, я нашла в этой семье друга в лице моей двоюродной сестры Басмы.