Цветок яблони

Дом Нлона, знакомый и родной, в котором она провела столько светлых лет, почувствовав ее, беззвучно распахнул перед девушкой двери. Череда круговых балконов и лестниц собиралась в большую архитектурную воронку, ведшую на глубину, где вечно горело дикое пламя, принесенное учителем из его истинного мира. Он любил сидеть в нем, насыщаясь светом и размышляя об искусстве.

— Ты серьезно настолько наивен или забыл?! — Рассерженный, ослабленный расстоянием голос долетел до нее снизу, и Мерк, бодро спускавшаяся по ступеням, замедлила шаг. Она узнала голос Текла, вечного соперника учителя. — Так я напомню тебе. Мы пришли в этот мир, потому что только здесь просыпается наша настоящая сила. Мы создали его, населили. Горы, реки, моря… новая жизнь. Но в нем иные правила, в нитях мало света, и от нашей силы появился…

— Мусор. — Голос Нлона оставался любезен. — И мы не можем от него избавиться. Я не наивен. И не забыл.

— Забыл, — возразил его друг — Нилн. — Забыл, ради чего появились уины, эйвы, д’эр вин’емы. Мы бессмертны, а в них не было магии, чтобы попасть на ту сторону, открыть нам двери.

Мерк стала спускаться с осторожностью, слушая каждое слово очень внимательно.

— Смертное существо, обладающее силой, похожей на нашу. И тогда ты, своими руками, создал гвинов, хотя никто из совета не считал это разумным: брать для создания существа больше темных нитей, чем светлых. Но ты решил иначе. К чему это привело?

— К желанию жить. Они поняли, для чего они предназначены, что их готовили лишь стать ключом, и отказались умирать ради нас.

— Хватит улыбаться, Нлон! — Голос Текла стал резким, гремящим. Почти что гневным. — Нет повода для радости в тех событиях. Та война едва не выгнала нас в прежний мир.

— Я улыбаюсь, потому что они были живее нас. Это был хороший эксперимент.

— Они научились скользить между мирами, уходить на ту сторону по своему желанию! Их кости напитались силой того мира. Но нам было отказано в пути туда. Отказано в помощи, когда они узнали, для чего ты их создал.

— Я помню. Помню, как ты боялся, брат, что раз они могут путешествовать туда, то нагрянут и в мир Солнц и Лун. Отравят его своей новой силой. Ты уничтожил их. А я предлагал договориться. Любой бунт можно погасить словом, если рассказать о выгодах обеих сторон. Они бы согласились помочь. Но ты не дал мне этого сделать.

— После похода на ту сторону они научились высасывать нашу магию! Нашу силу! Забирать её себе! Ты действительно хотел подождать? — Нилн до сих пор испытывал ужас от того, что могло случиться. От мысли, что гвины могли забрать магию у асторэ.

Двое асторэ спорили с одним. Мерк спустилась еще немного, перегнувшись через перила, глядя на пульсирующий белый шар пламени и три тени, сидящих в нем. Высасывать магию. Забирать ее. Хранить. Передавать другим. Как раз это умел её браслет. Каждый из артефактов, который она сделала из костей, принесенных Мали и Мири из хранилища.

— Я бы рискнул. Дал им шанс. Но ты превратил их кости в металл, лишил возможности скользить, убегать, и мы победили. Так все думали. И, кажется, именно ты забыл, что случилось дальше. Их кости нельзя было выбросить на ту сторону, и они стали отравлять этот мир. Людей, которые появились по вашему желанию. — Голос Нлона шелестел, точно осенняя листва. — Людей, которых вы готовили на место моих детей. Они рождались, умирали, рождались и умирали. Веками. И тогда пришел тот день. Помните его? Человечество напиталось магией из костей гвинов и, умирая, стало обращаться в заблудившихся, превращалось в других. И за поколения те захватили все, что мы создали. Теперь нам приходится ютиться на маленьком островке, оставшемся от материка. Потому что этих созданий нельзя убить или победить, ибо дороги на ту сторону нет. Она закрыта. Мы лишь отбрасываем их на время. И так продолжается веками. Вот цена ошибки. Их все больше и больше. Скоро нам придется уйти назад. Забыть об этом мире, о нашей силе.

— Продолжалось, пока не появились эти семеро, способные касаться магии. Теперь все можно исправить. Но ты препятствуешь.

— Волшебники бессмертны. Как и мы с вами. Они берут силу нашего мира, — напомнил Нлон Теклу.

— Кости гвинов все еще лежат там же, где мы их оставили. Волшебника можно убить ими. Любого из семерых, и когда умрет смертное существо с магией — дорога на ту сторону появится. Мы избавимся от костей твоих детей, избавимся от заблудившихся, люди перестанут после смерти превращаться в чудовищ, и мир начнет восстанавливаться. Разве не этого мы хотели когда-то?

Нлон молчал, а Мерк, глотая слезы, сделала шаг наверх.

— Ты учил их. Каждого. Выбери одного. Самого бесполезного. Одна жертва ради всех поколений нашего народа. Пора, брат, решиться на это.

Она не слышала, что он ответил.

Ушла.

Играла лютня. Ритмично, но в то же время чарующе.

Миерон — орлиный профиль, закрученные лихие усы, прямой словно палка, сухой, крепкий и сильный, способный противостоять даже Мальту, узловатыми пальцами трогал струны.