Цветаева за 30 минут

Пока огнями смеется бал,
Душа не уснет в покое.
Но имя Бог мне иное дал:
Морское оно, морское!
В круженье вальса, под нежный вздох
Забыть не могу тоски я.
Мечты иные мне подал Бог:
Морские они, морские!
Поет огнями манящий зал,
Поет и зовет, сверкая.
Но душу Бог мне иную дал:
Морская она, морская!

Произведение датируется 1912 годом и входит в сборник «Волшебный фонарь», посвященный Сергею Эфрону. В нем Цветаева рассказывает о происхождении ее имени: от «marinus» – морской. Отсюда тематика моря так часто встречающаяся в творчестве поэтессы.

С морем можно сравнить и ее душу – глубокую, непостижимую, бунтующую. Частые повторы в стихотворении призваны подчеркнуть еще одну лейтмотивную тему – одиночества поэта, которому нет дела до бала, его душа мятежна и неспокойна: «…Пока огнями смеется бал, Душа не уснет в покое…».

В эпилоге произведения поэтесса напоминает, что ее имя значит «морская» – глубокая, одинокая, не понятая окружающими, загадочная и такая же у нее душа.

Облачко

Облачко, белое облачко с розовым краем
Выплыло вдруг, розовея последним огнем.
Я поняла, что грущу не о нем,
И закат мне почудился – раем.
Облачко, белое облачко с розовым краем
Вспыхнуло вдруг, отдаваясь вечерней судьбе.
Я поняла, что грущу о себе,
И закат мне почудился – раем.
Облачко, белое облачко с розовым краем
Кануло вдруг в беспредельность движеньем крыла.
Плача о нем, я тогда поняла,
Что закат мне – почудился раем.

Дата написания стихотворения не известна, но биографы Цветаевой предполагают, что это произошло между 1906 и 1920 годами, предположительно в Коктебеле, где она встретила своего будущего мужа.

Кажущаяся простота произведения обманчива – поэтесса делится с читателем своими чувствами и переживаниями, не вполне осознавая их причины. Идет ли речь о страхе перед взрослой жизнью или просто понимании того, к прошлому возврата нет и она сама теперь навсегда другая – не знает никто. Тем не менее, она пишет: «…Я поняла, что грущу не о нем, Я поняла, что грущу о себе…» – как символ уходящего в прошлое настоящего. Строчка: «…И закат мне почудился – раем…» – аллюзия к безвозвратно ушедшему детству поэтессы, ведь именно детям доступен рай и не доступен взрослым. Об этом же говорит и строчка: «…Облачко, белое облачко с розовым краем Кануло вдруг в беспредельность движеньем крыла…» – прошлое уходит, люди меняются, но им на смену приходит взросление, взрослые проблемы и страх перед неизвестностью.

Финал стихотворения циклично повторяет его общую идею: тоску о минувшем и страх перед будущим: «…Плача о нем, я тогда поняла, Что закат мне – почудился раем».

Маме

В старом вальсе штраусовском впервые
Мы услышали твой тихий зов,
С той поры нам чужды все живые
И отраден беглый бой часов.
Мы, как ты, приветствуем закаты,
Упиваясь близостью конца.
Все, чем в лучший вечер мы богаты,
Нам тобою вложено в сердца.
К детским снам клонясь неутомимо,
(Без тебя лишь месяц в них глядел!)
Ты вела своих малюток мимо
Горькой жизни помыслов и дел.
С ранних лет нам близок, кто печален,
Скучен смех и чужд домашний кров…
Наш корабль не в добрый миг отчален
И плывет по воле всех ветров!
Все бледней лазурный остров-детство,
Мы одни на палубе стоим.
Видно грусть оставила в наследство
Ты, о мама, девочкам своим!