Произведение создано в 1923 году и в его основе лежит авторское переосмысление мифа о том, как отважный Орфей отправился в Аид за своей любимой, погибшей от укуса змеи. Написано оно через год после эмиграции Цветаевой в Париж, который она очень не любила, скучала по родине, чувствовала себя глубоко несчастной.
В частности, она задается вопросом о том, насколько сама Эвридика хотела, чтобы ее спасали и сравнивает себя с ней – стоило ли покидать «царство мертвых» (Россию), чтобы вновь оказаться живой (в Париже) при том, что эта жизнь ей не нужна: «…Сем – призрак ты, сущий, а явь – Я, мертвая… Что же скажу тебе, кроме…» и «…О, не превышение ли полномочий Орфей, нисходящий в Аид?…». Поэтесса очень сожалеет о том, что позволила себя уговорить и уехала из любимой Москвы: «…Любивший – мне нужен покой Беспамятности… Ибо в призрачном доме…», признается, что больше не любит мужа и воспринимает его скорее как брата или друга: «…Внутрь зрящим – свидание нож…».
И эпилог стихотворения: «…Не надо Орфею сходить к Эвридике И братьям тревожить сестер» – говорит о том, что иногда не нужно вмешиваться в ход событий, пусть все идет своим чередом, людей нужно уметь отпускать, поскольку из благих намерений можно сделать только хуже, что и произошло с самой поэтессой.
И не спасут ни стансы, ни созвездья…
Стихотворение написано в 1920 году и к этому моменту Цветаева уже сформировалась как автор, познала литературный успех. Но революция 1917 года задала новый вектор в литературе, которому поэтесса не соответствовала, а в сочетании с симпатиями к белогвардейцам и вовсе оказалось персоной нон-гранта. Она была одинокой, покинутой всеми и без средств к существованию, но изменять своим принципам в обмен на продуктовые карточки, упорно не желала.
Не желала она и становиться такой как все – писать социально-ориентированные стихи, оставаясь верной романтическому направлению. В этом она открыто признается: «…Искала я над лбом своим просторным Звезд только, а не глаз…». Поэзия по ее мнению – бессмертна и не может быть средством пропаганды, каковой ее пытались представить: «…Что самодержцем вас признав на веру…». В этом главное противоречие: есть ли смысл продолжать отдавать всю свою душу без остатка чему-то столь не постоянному? Осознав это, она просит прощения у мужа за былую холодность: «…Искала я у нежных уст румяных – Рифм только, а не уст…».