Смирившись с одиночеством, он пополз вперёд. Град впивался ему в шею и голову. Он цеплялся за обломки разрушенных перил в середине палубы и пробирался через стальные кушетки. Тут было более чем три мёртвых тела, между ним и выломанной крышкой люка, ведущего в трюм. Он не стал останавливаться и быстро спустился вниз, подальше от разрывающихся в клочья небес.
Сумерки уже сдавались ночной тьме, когда они возвращались с их последнего визита к хирургу. Нуниева хотела ещё чая. Круциус был в настроении, не отказывая ей ни в чём. Вскоре она сидела на том же самом сиденье, с тем же Ямураанским чайным набором, и в той же «лесной» одежде, той самой, которую она одела в ту её первую ночь на суше. Круциус снова стоял, очарованный видом предзакатного моря, и отказывался от чая. В стороне от тёмных глубин ещё ничего не изменилось.
Нет, изменилось всё.
- Папочка, не грусти, - сказала она. - Мы вернёмся в море завтра.
- Да, дорогая, - отстранённо сказал он. - Мы найдём другого хирурга. Лучше этого.
- Мы вернёмся в море завтра, поэтому давай насладимся чаем этой ночью. Это моя последняя ночь на суше, - сказала она спокойно, наливая себе чай.
Круциус остановил её. - Не говори так. Мы останемся тут подольше. Мы можем оставаться тут так долго, как ты захочешь.
- Всё в порядке, папа. - Она пила слишком горячий чай и старалась не показывать это. Когда она вернула себе самообладание, она подняла взгляд на Круциуса. - Не грусти.
- Но мне грустно, дорогая.
- Тогда не бойся.
- Я боюсь. Ты всё для меня. Ты целый мир.
- Я не боюсь, папочка. Не бойся и ты.
Он наклонился, чтобы обнять её. Она растаяла в его руках и прильнула к его шее. Это был последний момент, когда он держал её в своих объятиях. После чего послышался длинный долгий вздох, покинувший её тело тихим шёпотом.
Он вздыхал вздрагивающим и дрожащим дыханием, как-будто он мог удержать покидающий её тело дух, прежде чем он исчезнет навсегда.
Круциус встал. Ямураанский чайный набор опрокинулся и с грохотом упал на землю.
Она не издавала ни звука.
Он стоял и не выпускал её из объятий, вглядываясь в тёмное прозрачное море.
Этот корабль воплощал в себе всё его мужество. Он не уходил в море, пока не смог взять с собой Нуниеву. Сейчас корабль был мёртв, а его капитан находился между жизнью и смертью. Это был призрачный корабль, сперва опустошённый финансовыми проблемами, после измученный плохим обращением, а после всего этого разрушенный взрывом, уничтожившим целый мир. Те же самые тёмные необъяснимые силы, разрывающие когтями свои тёмные миры и уничтожившие его дочь, достигли верха моря, разрушив корабль, носивший её имя.
- Я дважды потерпел неудачу, - сказал себе Круциус. - Я потерял её дважды. - Он почувствовал вину за то, что взял его дочь в море и назвал её именем судно, перевозившее кровожадных и порочных людей. - Я уничтожил их обоих. - Не могло быть судьбы хуже, чем эта. Он был в изнеможении. Он умер во всех отношениях, и только лишь его сердце продолжало неустанно биться. Окончательная смерть могла прийти откуда угодно. Возможно, корабль потонет или опрокинется. Возможно, шторм убьёт его градом или кувыркающимися обломками. Но Круциус не хотел ждать, он должен был сделать это сам.
- Я убил её. Я смогу убить и себя.
Со стонами, он вылез из-под заклёпанного деревянного ящика, где он лежал. Он не знал, насколько долго он задержался тут, то теряя, то возвращаясь в сознание. Беспрерывный шум ветра и моря, головокружительные наклоны и частые содрогания корабля, сделали сон и грёзы неразличимыми. Дрожа от страха, он полз, растянувшись по палубе. Разбитая бочка разливала пастообразное вещество по доскам. Мокрые верёвки беспорядочно извивались, а осколки разбитых стёкол впивались в его тело. Не заботясь о себе, Круциус полз вперёд, по направлению к двери. За ней располагались каюты и его личная кабина. Там, в письменном столе, должны были лежать самые острые ножи, одним из которых он вырезал портрет из дерева на носу корабля. Этот нож легко перережет ему горло. Но он не думал об этом. Его мысли были только о ней - тонкие черты скульптуры лица его любимой дочери.
- Она бы не хотела, чтобы я делал это, - говорил он себе, когда тянулся к засову, запирающему дверь. Брусок был крепко зажат в опорах. Со скрежетом зубов, Круциус приподнялся и толкнул её. Брусок сдвинулся вверх. Следующий толчок, и засов почти покинул опоры. - Ничего не бывает лёгким. Даже это. - Он толкнул ещё, последний раз.
Послышался громкий скрип, и он отпрянул назад. Дерево треснуло. Что-то ударило в дверь изнутри, и поток из обломков хлынул на Круциуса. Бревно упало ему на живот. Грузовой крюк ударил ему в голову. Он бы увернулся, если бы его ноги не увязли в обломках. Оползень из обломков крушения накрыл его по пояс. Круциус боролся выбраться из завала, но боль невероятной силы ударила ему в бок.
Боль усилилась, растянувшись от груди до шеи.
- Время пришло, - подумал он и свалился от изнеможения и боли на обломки. - Время пришло…