Цвет судьбы

Всю жизнь кровь и ткани заполнены неким коктейлем, могущественным, как живая вода. Состав его у каждого неповторимо свой и зависит как от наследственности, так и от питания, образа жизни и от прожитых лет, наподобие качества вина, но далеко не всегда с улучшением... Внутри нас - стихия, творящая наши облики и желания, нашу мужественность, нашу женственность. Гормоны действуют на всех, им подвластны и головастики, и бабочки, и быки, и гориллы. Посланцы от одних генов к другим. Подходя к клеткам, передают депеши: "Пора!.. Время действовать, расти, развиваться!.." Или наоборот: "Прекратить... Остановиться, заглохнуть... Сменить программу..." Самые древние спайщики многоклеточных организмов, дирижеры таинственных партитур.

Прямо под мозгом сидит, прикрепившись ножкой, верховный представитель гормонов - гипофиз. Зовут его еще мозговым придатком, но он сам, наверное, поспорил бы, кого чьим придатком считать. Хоть и слушает кое-какие указания высших инстанций, зато оказывает на них такое влияние, что только держись. Весь телесный облик строит по своему произволу: захочет - сделает карликом, захочет - гигантом, жирным или тощим, складным или нескладным. Распоряжается и характером...

Подчиненные железы тоже стремятся влиять на все, что возможно. Щитовидная, дай ей чуть больше воли, норовит наводнить организм кипучим адреналином, дрожливым беспокойством, иссушающей нетерпеливостью, гневным ужасом выпученных глаз... А если ее придушить, будет вялость, апатия, скудность мыслей, пастозное ожирение - микседема. Кора надпочечников, этих трудовых близнецов поясницы, в разнузданном состоянии может раздуть человека бочкой, бессовестно оволосить все, кроме головы, превратить в обжору и хрипуна...

Половые гормоны не особенно оригинальны. По химии очень близки к корково-надпочечным: одно и то же стероидное кольцо, и в действии много общего. Чуть переменилось кольцо - и вот из гормона, регулирующего воспаление и обмен калия-натрия, возникает мощный мужской, от которого грубеет голос, развиваются мышцы и сухожилия, растут борода, кадык, пенис, расширяются плечи. Появляются претензии стать Альфой: драчливость, самоуверенность и определенность в решениях (что, конечно, не гарантирует мудрости). А после еще одной маленькой перемены в кольце получается гормон, благодаря которому приходят менструации, вместо плеч расширяются таз и бедра, кожа становится нежной, голос мелодичным, а психика... Это эстроген, его можно определить как гормон Любовницы. Микропримеси есть и у мужчин, что у некоторых заметно и в голосе, и в поведении. Но стоит его чуть-чуть изменить, снова слегка приблизив к мужскому, как он превращается в прогестерон, гормон Матери. От этого гормона женственность обретает зрелость и черты некоей силы, родственной мужественности. Он вдохновитель беременных и кормящих, ярый антагонист своего легкомысленного предшественника.

Мы много знаем и обо всем судим. А все зверюшки и звери, которыми мы побывали... Они всего-навсего продолжают жить.

Они жили в безднах тысячелетий, в бездомье океанов и джунглей, в беспамятстве потопов, ледников и пустынь, в свирепом троглодитском убожестве. Инстинкты стреляли в упор, каждый промах был смертью. Законы читались по сверканию глаз и судорогам челюстей. Право и суд вершили массивы мускулов, верность нервов, молнии реакций - секунды и сантиметры - не ради рекордов, а ради спасения. Отбор работал с хорошей спортивной злостью: мучайтесь, а там видно будет. И был такой недавний сезон - продолжительностью, быть может, полмиллиарда лет или поменьше, - когда сеятель, дабы продолжиться во человецех, должен был как можно быстрее загораться энтузиазмом, делать свое дело без лирических отступлений и, после короткого отдыха, побыстрее начинать новую посевную. Вот почему неопытный муж обычно опережает жену, даже не будучи эгоистом и даже именно поэтому, - из-за тревоги за неудачу. Неисчислимые легионы его предков должны были успевать оставить семя в лоне произрастания, успевать как-нибудь. Не будь этой поспешности, не было бы человечества...

А почему такую подлую услугу оказывает тревога?.. И это легко вычитывается из прошлого. Инстинкт самосохранения и половой - антагонисты: либо спасать жизнь, либо производить новую. Нет никого бесстрашнее, чем существо, охваченное любовным пламенем; превосходит его лишь родитель, защищающий детеныша. И нет никого равнодушнее к восторгам любви, чем тот, кто спасает шкуру. Почти все случаи и мужской и женской несостоятельности - производные от тревоги: боимся ли мы ударить лицом в грязь, не желаем беременности или бессознательно вспоминаем детский испуг. Зато потом секс вздымается с остервенелым намерением отобрать свое. Свежепережитые опасности умножают страсть. Так возникают и некоторые извращения...