Цвет

Вроде, всё правильно. Не закрывая панель, я включил питание. Красный свет сменился зеленым, и из комнаты послышался гул. Починил. Вот только надо объяснить ханьцам, чтобы вызвали специалиста из обслуживающего центра для замены неисправного блока и обратного переподключения на основную цепь.

Я запихнул инструмент в ящичек и уже собрался позвать хозяина, как он сам выбежал в прихожую. Лицо его сияло. Он часто-часто кланялся и при каждом выпрямлении подзывал меня рукой. Идти не хотелось - мне надо было вернуться в Ольгину квартиру, чтобы не пропустить вызов с космодрома. Ничего, перезвонит. Мало ли чем еще людям помочь нужно?

Нет, помогать не пришлось. Едва я вошел в комнату, провожатый резво покинул меня, бросился к старичку, сидящему на деревянной кровати, и что-то зашептал ему на своем языке. Ханец внимательно слушал, а потом жестом предложил мне сесть за вычурный столик. Я поставил на столешницу ящик с инструментами, рядом положил неисправный блок и приготовился вновь выслушивать непонятные речи.

Однако речей не последовало. Ханец протянул мне руку, я автоматически подал свою, и у меня в ладони оказалось что-то гладкое, прохладное, небольшое, но весомое.

Ханец заговорил. Его голос был низким и хрипловатым. Он тщательно выговаривал слова, которых я не понимал, видимо, объясняя, что же такое он мне дал. Даже неспециалист понял бы - подобную красоту, если и можно где увидеть, так либо на профильных выставках, либо в сети.

Я держал на ладони кусочек мерцающего нефрита. Непонятные мне иероглифы, вырезанные на одной из сторон, плавно меняли цвет с периодичностью в пять секунд - от белого до темно-зеленого. Это было естественное свойство ханьского камня, но я его не понимал.

Старый ханец, сидящий передо мной, щурил глаза в вечной улыбке и продолжал говорить по-ханьски. Я еще немного полюбовался на слова, меняющие цвет, и с сожалением отдал печатку старику. Он остановил мое движение раскрытой ладонью и сделал жест, указывая на меня.

– Но я не могу это взять! - запротестовал я.

Ханец закивал головой. "Возьми, - говорил весь его вид, - возьми".

Отказ от подарка - оскорбление. Это даже мне было понятно. Но надо обязательно подарить что-нибудь в ответ.

Старик улыбнулся еще шире и показал мне за дверь, на диагноста, отметая мои сомнения. Действительно, я совсем забыл, что изначально привело меня сюда. Вспомнил и о возможном вызове. Наверно, у меня на лице отразилось беспокойство, потому что старик крикнул приказным тоном, и тотчас к нам подбежал парень, приведший меня сюда.

Я приложил кулак к раскрытой ладони, прощаясь. Тот же жест сделал и больной. Потом он взял из рук молодого листок тонкой бумаги с оттиском красной тушью и подал мне. Похоже, нанесен он был той самой печатью, которую мне подарили. Но что значили эти слова? Когда-нибудь я прочитаю, если найду время.

Из Ольгиной квартиры доносились резкие звонки. Вот он, вызов. Я схватил трубку.

– Ну, где же ты?! Уже полчаса звоню! - голос недовольный, расстроенный.

– Ханьцу помогал. Он мне печатку подарил.

– Не говори глупостей! Они с нами не общаются. Выходи скорее - до запуска уже меньше часа. Бежать придется. Всё. Жду.

Потом расскажу Оле, как диагноста чинил. Сейчас на дороге сосредоточиться надо - город только по карте знаю, мало ли с какими препятствиями столкнусь. Любое препятствие - задержка. А если непреодолимое - вообще заблудиться можно. И тогда всё…

Бежать тяжело. Особенно, когда не знаешь - куда. Бестолково мечешься в узких проходах между неказистыми домиками. Задеваешь непонятные матерчатые вывески. Оскальзываешься на кожуре неизвестных фруктов. Перепрыгиваешь через грязные канавы. Мелькание удивленных, настороженных и напряженных лиц, цветастых нарядов. Разноцветных закрытых дверей: деревянных, выкрашенных красным лаком с желтыми драконами по углам. Дощатых, с выжженными иероглифами. Пластмассовых, с небрежно намалеванными светящейся краской цифрами. Плетеных из тонких дощечек, скрепленных потертыми веревками, с выцветшими под солнцем и дождями рисунками черной и цветной туши.

От всего этого кружится голова, и захватывает отчаяние, сковывая ноги и руки, заставляя давиться воздухом с недостаточным содержанием кислорода.

Преследователи методичны. Они вполне уверены, что никому подозрительному не удастся уйти от их настойчивого внимания. Я вполне солидарен с ними.

Но кроме этого, я почему-то знаю, что ищут они именно меня.

Почему-то становится хуже видно. Взгляд ни на чем не фокусируется - всё расплывается и подергивается. Я останавливаюсь, прислоняюсь лбом к стене, закрываю глаза и тру их. Становится хуже. Ну, вот и всё. Добегался. Даже не смешно.

Кто-то трясет меня за плечо. Я поворачиваюсь и смутно вижу, как ханец сердито машет рукой: "Уходи!" Он прав. Надо идти. Самое сложное - первый шаг, а дальше будет легче. Всё говорит и говорит. Да что ему надо-то?! Денег? Замолчал бы и убрался. Нет, будет лезть, пока не раскошелюсь. Видит же, что человеку плохо. Ладно, дам немного. Помнится, в кармане монетки завалялись.