Достигнув южной оконечности Окинавы вскоре после полуночи, Добротворский осторожно обогнул остров с запада, начав осмотр рейда Наха еще в темноте. Маяк горел, но никаких огней в гавани видно не было. Как и в прошлый раз, спустили катер и осмотрели бухту с него, не обнаружив там никого. Фонарем сообщили об этом на крейсер и получили приказ опросить местных. Крейсер пока держался на чистой воде, чтобы иметь свободу маневра в случае появления опасности.
Из опроса местного населения выяснилось, что японцы у Окинавы после нашего ухода не показывались, сосредоточившись, вероятно, на охране своих коммуникаций. Соответственно, телеграф все так же лежит в руинах, а замок пустует. Как только это все выяснили достоверно, попытались передать новости светограммой на «Богатырь», но из-за утренней дымки сигнал ратьера, а потом и катерного прожектора с крейсера не увидели. Тогда передачу повторили с маяка, сразу получив распоряжение готовиться к приему новых шлюпок. Добротворский немедленно распорядился дать условное радио на «Орел» и, приняв квитанцию, начал подготовку стоянки к приему флота.
На горе недалеко от замка снова организовали сигнальный пост, снабдив его гелиографом, ракетами и фонарями. После того, как ветер разогнал дымку, видимость стала очень хорошей, что обеспечивало обзор более чем на двадцать пять миль вокруг. Никаких дымов или парусов поблизости видно не было. Попытались снова нанять грузчиков для предстоящей масштабной бункеровки в селении, но филиппинцев там уже не было, а аборигены на работу не соглашались. Даже отказались помочь с перевозкой некоторых грузов с крейсера на берег. Хотя никаких враждебных действий не предпринимали. В конце концов, Добротворскому пришлось довольствоваться их лояльностью. В принципе, и этого было уже немало.
К вечеру 13 июля корабли Рожественского вошли на рейд Наха. Силами экипажа «Богатыря» к этому времени на пляже разбили временный лагерь с палатками, охраной и кухней, куда начали свозить всех, свободных от вахты. А на кораблях на ночь все работы прекратили. За двое прошедших суток успели более-менее перебрать машины и котлы, вспомогательные механизмы, паропроводы и запорную арматуру. Так что в случае необходимости все могли дать ход не менее двенадцати узлов.
Чтобы быстрее восполнить запасы, бункеровка началась, едва обосновались в гавани. При этом грузили только пришвартованные к бортам пароходов корабли. Прибывшие с угольщиками малайцы-грузчики под присмотром вахтенных офицеров и минимально необходимых, сменяемых каждые четыре часа, бригад из экипажей сновали тут и там. Всем остальным приказали «ОТДЫХАТЬ!».
Местных привлечь к погрузке так и не удалось, даже обещанием оставить им в качестве вознаграждения несколько трофейных ботов и баркасов. Со слов старосты, опасались репрессий после ухода русских. Явно кто-то провел «разъяснительную работу». Даже рыбу соглашались продавать только из свежего улова и только у дальних островов, чтобы не было видно с берега. Видимо, в селении имелись японские агенты. Прямо об этом не говорил никто, но по некоторым полунамекам было понятно.
Несмотря на несколько напряженную атмосферу, палаточный лагерь на берегу быстро заполнили русские моряки и офицеры, получившие приказом командующего двое суток на отдых. Это было совершенно неожиданно для всех. Получить среди войны два дня на курорте! Правда, абсолютно забыть о службе возможности все же не было. Те, кто оставался на кораблях, сменялись вахтами, так же как и вооруженная охрана лагеря, усиливавшаяся в ночное время. И все же это был курорт!
Боевое дежурство вокруг рейда посменно несли эсминцы и наблюдатели на прибрежных высоких горах. На остальных кораблях пары не разводили, поддерживая в рабочем состоянии только пародинамо и станции беспроволочного телеграфа. Находясь менее чем в пятистах милях от Цусимы, на принадлежащих Японской империи землях, российский Тихоокеанский флот чувствовал себя в относительной безопасности.
Два месяца, прошедшие после Цусимского сражения, за которые была проведена большая аналитическая работа по обобщению боевого опыта, а также наработки, полученные от экипажей интернированных «Дианы», «Аскольда» и «Цесаревича», позволили достаточно хорошо изучить тактические и технические возможности японского флота, и миф о его непобедимости и вездесущности полностью улетучился.
Отпечатанные во Владивостоке в большой спешке брошюры, с разбором всех боевых эпизодов, разошлись среди офицеров молниеносно и были зачитаны до дыр. Теперь все знали, что японца бить можно, и не раз видели, как это бывает, так что излишней подозрительностью никто уже не страдал, что позволяло полноценно отдыхать, когда это позволяла обстановка.