Цунами

– Ты помнишь, что именно рассказывал Семён Яковлевич о «московской комиссии» восьмидесятого года? Только постарайся как можно ближе к тексту.

– Пожалуйста. Он сказал, что возглавлял комиссию некто не из учёных и не из КГБ. С ним были шестеро молодых людей, которые и лазили в шахту.

– Это всё? – уточнил Гриша.

– Вроде бы всё. Ну, про затопленный второй горизонт сообщили тоже они.

– Это сейчас несущественно. Важны подробности, а ты их забыл. Он сказал, что «москвичи» были красиво «прикинуты»: фонари, сапоги каски. Где ты видел в одна тысяча девятьсот восьмидесятом году импортные сапоги, и фонари, и каски? Так я тебе отвечу: нигде!

Рыбаков вмешался в разговор:

– В те годы руководить какой бы то ни было «экспедицией», кроме профессионалов и чекистов, могли только партийные работники. Других вариантов нет.

– Вот это уже горячо, – подхватил Гриша. – А откуда у партийных работников и молодых сопровождающих импортная шахтёрская или спелеологическая экипировка? Только одна версия мне кажется наиболее правдоподобной: партбосс был наш, а молодёжь – союзники по Варшавскому договору. Вспомни ещё про акцент у одного из них!

– Гриша, а тебе не кажется, что нас заносит в сторону? – спросил я. – Что-то больно замысловато получается.

– Почему же? – сказал Рыбаков. – Если бы ты не уточнил судьбу своего запроса о «московской комиссии», генерал просто бы промолчал.

– Какой генерал? – спросил Гриша.

Я рассказал Грише подробности сегодняшнего совещания. Не забыл сообщить и о том, что послезавтра наши ряды умножатся.

– Да, интересный расклад, – заметил Гриша. – Не смею утверждать определённо, но приуроченность к пятидесятой параллели энергоресурсов Европы и появление таинственной «московской комиссии» взаимосвязаны. Пока не знаю как.

Рыбаков развёл руками, и мы обратились к Гришиным схемам. Как и обещал Гриша, он принёс непонятный для нас с Рыбаковым геологический обзор окрестностей Южношахтинска и схему разломов.

Из Гришиных объяснений мы поняли, что теоретически в этом месте прочность пород не в состоянии обеспечить наличие больших пустот. Неоткуда тут взяться сероводороду, тем более что скважин тут набурено сотни, а о сероводороде никто и слыхом не слыхивал. И вообще, если бы такой феномен имел место, то полез бы «наш» сероводород через скважины на поверхность, где в силу чрезвычайной вонючести уж точно был бы замечен.

– Гриша, Гриша, – забеспокоился Рыбаков, – что ты несёшь? Что, по-твоему, в семьдесят третьем сероводород чужая тётя принесла в авоське?

– Конечно, нет, Анатолий Михайлович, – задумчиво ответил Гриша, – это я сам с собой полемизирую. Такого количества несоответствий я и представить себе не мог. По деталям далеко не всё логично. А в целом вообще какая-то фантасмагория. В частности, вспомни, Саша: Бутко сказал, что «холод был ужасный». А для выработок нашего региона на глубине шестьсот метров обычна температура плюс двадцать восемь градусов. Шахты вентилируют, иначе работать под землёй в такой духоте невозможно. Потом, смотри, на подобных глубинах давление газа должно быть просто чудовищным: порядка ста атмосфер. Ворвись сероводород под таким давлением в шахту – можно представить себе, какие последовали бы разрушения! А шахта цела. Что ты на это скажешь?

– Скажу, что с точки зрения физики здесь нет ничего сверхъестественного. Посуди сам: газ поступил в шахту под высоким давлением, но по узким щелям. Произошёл процесс дросселирования, то есть расширения газа при прохождении сужения или пористой перегородки. Адиабатическое дросселирование сопровождается понижением давления и температуры. Закон Джоуля – Томпсона. Всё это можно с большей или меньшей точностью рассчитать, задаваясь определёнными данными. Кстати, спасибо за подсказку. У меня появилась ещё одна опорная точка для размышлений.

– А не проще ли предположить, что сероводорода до семьдесят третьего года тут не было вовсе? – спросил Рыбаков. – Появился он неизвестно (пока) откуда в гипотетическом процессе, как вы выражаетесь, «перетока» и вывалился в первую же подходящую дырку. На беду это оказалась «Первомайская-бис». Тебе, Гриша, и карты в руки – найти по схемам разломов вероятный путь сероводорода, рассматривая эти схемы синхронно с данными о землетрясениях.

– Которых, кстати, на сегодняшний день у нас тоже нет, – заметил Гриша.

– Упрёк принимаю, – ответил Рыбаков. – Запрос в ВНИИ ГОЧС отправлен. Теперь всё зависит от расторопности или информированности их шефа. Далее: по-моему, логики как раз недостаёт в деталях. Общая картина, при всей условности построения, выглядит куда более пристойно. Предлагаю свернуть дискуссию и отправиться на выездную сессию ко мне. Поужинаем, снабдим Александра шерстяными носками и попробуем обратиться к проблеме с другой стороны.

– Анатолий Михайлович, – запротестовал я, – это уж чересчур! «Выездная сессия» звучит красиво. Но постоянные наскоки на ваш семейный очаг со всеми вытекающими отсюда последствиями – это слишком. Так мы Веру превратим в кухарку, а дети нос будут бояться показать из своей комнаты.