Цугцванг

На повестке дня у нас, походу дела, маразм и дерьмовые инсинуации. Мне вдруг так обидно становится и за все сразу: за то, что он толкнул меня так сильно, за то, что хватает, будто я ничтожество, за его отношение ко мне, за обращение, как с половой тряпкой, за то, что он меня…не любит.

«Боже, это так жалко, но…что я могу с собой сделать?» — пищу про себя, а сама молчу. Смотрю только в глаза, умоляю его отмотать назад или хотя бы извиниться за такой унизительный вопрос, но нет. Это не для нас.

Макс отрывает меня от стенки, снова в нее толкает и резко приближается, орет прямо в лицо, как конченный придурок.

— ОТВЕЧАЙ, КОГДА…

И я допускаю свою самую большую ошибку…

— ДА! — ору в ответ, ведомая болью, разочарованием и дикой-дикой обидой, но зато хоть он отступает.

Резко так, будто не хочет больше меня касаться, что обижает только больше. Ошибка начинает раскручиваться и за миг превращается в снежный ком моего фантастического вранья, сказанного так разъяренно, что я в принципе себя не узнаю.

— Было, ясно тебе?! И хочешь услышать кое что еще?! Мне дико понравилось. Мы трахались прямо на этом диване. Жестко. Долго. И не один раз. У него, кстати, член гораздо больше твоего, и пальчики попроворнее будут! Вот тебе и весь секрет! Ты по всем статья похуже него будешь, может поэтому от тебя все бабы к нему и бегут, а?! Да…

Шлепок. Звонкий, сильный, из-за него и вина я не удерживаю равновесие и валюсь с ног. Щеку режет острая боль, и я хватаюсь за нее, а потом смотрю на него снизу вверх. Я настолько шокирована и удивлена случившимся, что не могу и рта раскрыть. Просто. Хлопаю. Глазами. Даже не плачу. Если честно, то до сих пор до конца не понимаю, что произошло. Меня никогда не били даже в детстве, поэтому такой опыт для меня своеобразный дебют, только вот он не приносит волнительного чувства одухотворения — мне по-настоящему страшно. Макс еле дышит, сжимает кулаки, его глаза полностью застелены пеленой ярости, я это понимаю прекрасно, поэтому боюсь даже пошевелиться. Мне кажется, что это еще не конец, кажется, что сейчас он сорвется окончательно и исполнит свою угрозу, но вместо того Макс разворачивается. Я благодарю Бога за то, что он резко поднимает телефон с пола и чеканит шаг дальше, а за хлопок входной дверью благодарю втройне.

Но потом приходит понимание — Он. Меня. Ударил.

Глава 25. Цугцванг. Амелия

18; Январь

Развитие произошло внезапно. На четвертую ночь одиночества, когда я уже легла спать, в какой-то момент настольная лампа включается. Вскакиваю резко. Макс, словно и не замечая этого, снимает пиджак, закатывает рукава своей идеально отглаженной, белой рубашки, прежде вытащив яркие запонки. Неизвестность пугает, его настрой тоже. Макс усаживается в кресло молча, достает сигареты и чиркает зажигалкой, выпуская через миг облако дыма, хотя знает, как меня бесит, когда он тут курит. Тем не менее курит и делает это специально, я по глазам вижу. Они яростные, но холодные, не предвещающие ничего хорошего для меня…

— Пожалуйста… — бормочу еле слышно, — Я…я соврала. Не было ничего…И я ничего не сказала о вас. Я не сказала…он и не спрашивал…Его цель. Она в другом. Он. Про нас и все. Это все…

— Он тебя касался?

Спрашивает тихо, но это не значит, что спокойно. Это даже хуже, если честно, чем когда он орет — там я хотя бы знаю, чего ожидать, а когда он вот такой обманчиво спокойный, как сейчас, когда холодный, когда в маске — он абсолютная загадка. Пугающая такая…опасная.

«Врать не вариант. Поймет, потом не докажу ничего. А он почувствует ложь…надо признаваться…»

— Да, — выдыхаю почти неслышно, — Обнял. Успокаивал. Я толкнула. Сказал, что подождет. И что я знаю, где искать. Его. Это все, больше ничего не было.

Я не знаю, чего ожидать, поэтому слежу за каждым даже минимальным его движением, но Макс не делает ничего. Он только отворачивает голову к окну, а пальцем постукивает по сигарете, словно ведет какую-то свою игру, правила которой понятны ему одному…

— Завтра все вино отсюда вывезут.

Встает, не давая мне возможности в полной мере осознать услышанное, засовывает руки в карманы, а потом тихо велит, словно не замечая и того, как я вжимаюсь в спинку кровати.

— Встань.

— Не хочу.

— Мне плевать. Встань и подойди. Говорю во второй раз, третьего тебе лучше не выпрашивать.

Тон серьезный — он шутить не настроен. Мне лучше подчиниться. Неловко вылезаю из под одеяла, жмусь, нехотя подхожу ближе. Нас разделяет всего шаг, и благо пока расстояние никто не собирается сокращать — это плюс. Или лишь растягивание удовольствия?

— Знаешь…я даже рад, что он приходил и все тебе рассказал. Теперь ты знаешь правду, от которой по глупости я пытался тебя защитить.