Мысль о том, что европейцы в корне неправильно понимали обстоятельства, связанные с маккартизмом, была высказана Лесли Фидлером. По его утверждениям, неверно было полагать, как делали очень многие «нерешительные антикапиталисты во всём мире», что «весь замысел является абсурдным только потому, что Маккарти трубит о коммунистическом проникновении». Уповая на свою «непорочность», эти люди бросались защищать любого, кто подвергся обвинениям со стороны Маккарти. Считая «комедией» утверждения о том, что американцы постоянно «болтали налево и направо» о страхе перед Маккарти, Фидлер пришёл к заключению, что сенатор от Висконсина был болтуном и на него не стоило «тратить впустую усилия», поскольку существовали «реальные монстры», с которыми нужно было бороться [458].
Карта «меньшего зла» была, кроме того, разыграна молодым британским консерватором Перегрином Уорсторном (Peregrine Worsthorne). В ноябрьском выпуске «Инкаунтера» за 1954 год он заявил, что «Америка имеет неоднозначное прошлое и, несомненно, будет иметь неоднозначное будущее. Чем быстрее мы примем этот неизбежный факт, тем быстрее мы будем в состоянии в полной мере пользоваться её многочисленными благами, а не жаловаться на недостатки. Легенда создала американского бога. Бог потерпел неудачу. Но в отличие от коммунистического бога, который при ближайшем рассмотрении оказался дьяволом, американский бог только что стал человеком» [459]. «Инкаунтёр» справедливо вспоминают за его решительное исследование свёртывания культуры в коммунистическом блоке. Но о его мягкой позиции по отношению к маккартизму говорится меньше: там, где журнал видел бревно в глазу своего противника, он не видел соринки в своём собственном.
Конечно, следовало ожидать, что ратовавшие за соблюдение принципов свободы найдут способ осудить то, что ставит её под угрозу или оскверняет. Американский комитет правильно поднял вопрос о маккартизме, и ЦРУ несло вину за попытку подавить дискуссию. Но Уизнер вовсе не был склонен обращать внимание на такие тонкости. В своей записке он предполагал, что «обращение к единству и согласию и сохранение этого ценного начинания могли бы принести свои дивиденды». Этот призыв был быстро подхвачен. Письмо Набокова Артуру Шлезингеру, написанное в разгар приготовлений к парижскому фестивалю «Шедевров» в апреле 1952 года, воспроизводит записку Уизнера с поразительной точностью: «Откровенно говоря, я бы осудил раскол в Американском комитете. Это может угрожать работе Конгресса и нашей французской организации до невероятной степени, - предупреждал он. — Европейцы должны чётко понимать, что Маккарти - это человек, а не движение [460]... Я убеждён, что мы должны выступать против отдельных поступков и методов
Оперативный сотрудник Ли Уильямс признался, что вслучае возникновения проблем с комитетами, филиалами или издателями Конгресса, которые зашли слишком далеко, необходимо было вето Управления. Единственным способом сделать это скрытно было перепрыгнуть все бюрократические уровни и передать послание непосредственно высокому «осведомлённому» чину в Конгрессе [462]. Эта миссия обычно возлагалась на Юлиуса Флейшмана, который, в частности, предупредил издателей «Инкаунтера» о прекращении финансирования в случае публикации одной неоднозначной статьи. Набоков, по-видимому, взял на себя аналогичную функцию, как в случае конфликта Американского комитета с Маккарти, так и в последующем. Набоков либо был «поставлен», чтобы действовать в таких случаях, не зная о том, чей приказ выполняет, либо, что более вероятно, он делал это осознанно.
«Если бы мы дали отпор с самого начала, а не отступили, этого бы сейчас не происходило» [463], - отмечал Джон Стейнбек в разгар крестового похода Маккарти. «Весь ужас состоит в том, что многие из преследуемых, и американский народ в целом, приняли этот обвинительный приговор, - писал Джон Генри Фолк (John Henry Faulk). - Они признали за линчевателями право выдвигать обвинения, принимать решения и выносить приговоры. Все мы оставались безучастными. Мы полагали, что молчание спасёт нас» [464].