Можно долго и полезно спорить о терминах типа «душа», «механизм», «человек», «машина». Но важно, чтобы словесные баталии не заслонили существо дела. Едва ли кто-либо способен точно указать момент, когда в искусственном творении человеческого ума обозначится новое субъектное качество – суверенное отношение к миру и к человеку.
Самый мягкий прогрессистский сценарий предполагает встречное развитие двух тенденций: «денатурализация первой природы» (стихийные биотические регуляции ноосферы, включая человеческий организм, вытесняются искусственными) и «одушевление второй природы» (продукты и орудия человеческой деятельности обретают качества субъектности). Образующиеся в итоге симбиозные формы интеллекта и цивилизации могли бы обеспечить коренное разрешение нынешних глобальных проблем. Однако даже при самом благоприятном раскладе жертвой такого развития стал бы человек в его качественной определенности…
Авторы футурологических трудов, предусматривающие такую перспективу, оценивают ее диаметрально противоположно. У одних, склонных к ностальгии и обладающих подчас художественным даром, слышится своего рода «Плач Ярославны» по уходящей стихийности природы и человеческой души [Кутырев В.А., 1994], [Зиновьев А.А., 2000]. Другие восторженно описывают киборгов и прочие синтетические химеры, призванные, как и герои Моравека, вытеснить несовершенных белково-углеводных человеков [Kosko B., 1994], [More M., 1994].
Выходит, все – не слава богу. И попятный путь, и топтание на месте, и прогресс одинаково гибельны. Одна из главных задач дальнейшего нашего исследования состоит в том, чтобы выяснить, действительно ли ситуация так безысходна. Может ли рост человеческого населения сочетаться с улучшением благосостояния и экологической обстановки? Способны ли люди жить без войн? Должны ли различные формы развитого интеллекта непременно стать конкурентами и даже врагами, наподобие близких по функции зоологических видов? Вопросы такого рода сегодня являются животрепещущими и требуют обстоятельно аргументированных ответов.
…При характеристике нынешнего исторического этапа вспоминают как Одиссея, лавирующего между Сциллой и Харибдой, так и былинного богатыря на распутье дорог, каждая из которых грозит потерями. Второй образ адекватнее в том смысле, что обозримое будущее планетарной цивилизации представляет собой набор паллиативов: среди реалистичных сценариев нет не одного беспроигрышного.
Разумеется, беспроигрышных путей история не знала никогда, они существовали разве что в воображении религиозных фанатиков, утопистов и прожектеров. Но наступившее столетие в данном отношении существенно отличается от предыдущих.
Во-первых, оно будет, как никакое другое, насыщено необходимостью трудных судьбоносных выборов при временн'oм дефиците. Во-вторых, эти выборы будут более, чем когда-либо ранее, сознательными, поскольку наука уже позволяет до известной степени предвосхищать и «просчитывать» как позитивные, так и негативные последствия принимаемых решений.
Признав, что развитие непременно сопряжено с потерями, и научившись сдержанно относиться как к истерикам, так и к восторгам по поводу будущего, мы должны быть готовы к отбору
Вопросы о том, существуют ли в действительности универсальные векторы и механизмы, связывающие историю общества и природы, и если да, то каково их направление и содержание, являются ключевыми для ориентировки в многообразии оценок, сценариев и проектов. Далее я постараюсь показать, что системное изучение прошлого помогает найти в паллиативном пространстве будущего хотя и не идеальные, но приемлемые для человека решения.
Очерк II
Векторы исторической эволюции
2.1. Архетипы времени в традиционной культуре