Совершенство (которое не может быть неосознанным) достигается только в труде и трудом. Ибо только в труде и с помощью труда человек, в конце концов, доходит до понимания того, в чем смысл, значение и зачем был нужен этот обретенный им опыт страха перед абсолютной властью, воплощением которой был для него господин…
Человек, не испытавший страха смерти, не знает, что наличный мир природы враждебен ему, что он грозит ему смертью, истреблением, что мир этот по сути своей не приспособлен к тому, чтобы дать ему настоящее удовлетворение. Такой человек, в сущности, составляет одно с этим Миром данностей. Самое большее, на что он способен, так это захотеть «реформировать» его, иначе говоря, поменять в деталях, произвести в нем частичные преобразования, ничего не меняя в главном. Такой человек будет «сноровистым» реформатором, читай конформистом, но никогда истинным революционером. Так вот, у наличного мира, в котором он живет, есть господин (или Господь), и в этом мире он неминуемо раб. Стало быть, никакие не реформы, но только «диалектическое», читай революционное, упразднение мира принесет ему свободу и – тем самым – удовлетворение. Итак, революционное преобразование мира предполагает «негацию», неприятие наличного мира в целом. И источником такого абсолютного отрицания может быть только абсолютный страх перед наличным миром, а точнее, перед тем, что – или кто – этим Миром правит, – перед его господином. Но господин, ставший (невольно) причиной того, что у Раба возникло стремление к революционному отрицанию, над рабом господствует. Итак, человек может освободиться от враждебного ему наличного мира, только если мир в целом на правах собственности принадлежит некоему господину (реальному или «сублимированному»). Но пока господин жив, он сам – раб мира, над которым господствует. Коль скоро, только рискуя жизнью, преступает он пределы налично-данного, то только смерть “делает действительной” его свободу. Пока он жив, ему не видать свободы, которая подняла бы его над наличным миром. Никогда господину не отделаться от мира, в котором он живет, и если мир гибнет, то он гибнет вместе с ним. Только раб может превзойти наличный мир (над которым господствует господин) и при этом остаться в живых. Только раб может преобразовать мир, образовавший его и обрекший на рабство, и сам образовать такой мир, в котором он будет свободным. И только подневольный труд, труд под страхом смерти на своего господина, позволяет ему сделать это. Конечно, сам по себе труд никого не освобождает. <…>
…любой рабский труд осуществляет, в конечном счете, не волю господина, но – поначалу неосознанную – волю раба, который, в конце концов, побеждает там, где господин неизбежно терпит поражение. Стало быть, именно сознание, на первых порах зависимое, служащее, рабское, в конечном счете претворяет в жизнь и раскрывает идеал самостоятельного самосознания, составляя его «истину»158.