Цивилизация труда: заметки социального теоретика

Целью всякого человеческого действия и «предметом каждой мысли любого чувствующего и мыслящего существа» основоположник английского утилитаризма Иеремия (Джереми) Бентам (1748– 1832) провозгласил «благосостояние (well-being) в той или иной форме»142. Благосостояние он трактует в последовательно гедонистском духе: «Природа отдала человечество во власть двум суверенным повелителям: страданию и наслаждению. Они одни указывают нам, что мы должны делать, и определяют, что мы сделаем»143. Бентам подчеркивает, что всякая реальность интересует человека лишь тогда, когда ее можно употребить с пользой для себя. Человек, по Бентаму, нацелен на немедленное потребление (будущие удовольствия входят в рассмотрение с меньшими весами, чем настоящие), а вся сфера производства и капиталовложений, находящаяся в центре внимания Смита и требующая активной деятельности, его интересует очень мало. «Стремление к труду, – заключает Бентам, – не может существовать само по себе, это псевдоним стремления к богатству, сам же труд может вызывать лишь отвращение»144145.

* * *

Итак, в Новое время закладываются истоки современного отношения к труду. «Уже на начальных стадиях новоевропейского развития, – пишет Х. Арендт, – обнаруживается различение между производительным и непроизводительным трудом, вытесненное затем дифференциацией между трудом квалифицированным и неквалифицированным, чтобы в конечном счете уступить место делению всех видов деятельности на умственную и физическую, коль скоро из всех различений это казалось самым элементарным. И тем не менее сути дела касается только самое раннее из этих различений, а именно между производительным и непроизводительным трудом, и не случайно, что два виднейших теоретика в этой области, Адам Смит и Карл Маркс, положили его в основание своих разработок»146. Х. Арендт пишет, что Смит и Маркс относились к непроизводительному труду как паразитарному, словно имея здесь дело со своего рода перверсией труда, достойного называться так только тогда, когда он увеличивает достаток в мире. Однако «отличительная черта труда именно в том, что он не оставляет по себе ничего объективно осязаемого, результат его усилий сразу потребляется и очень недолговечен…

Перед лицом беспримерного взлета производительности в новоевропейском обществе дело было именно в том, чтобы списать “непроизводительный” труд, всегда остающийся одинаковым, на счет остаточного явления из прошлых времен и приписать труду качества, присущие только изготовлению, заговорив о трудящемся животном, animal laborans так, как если бы он был по своей собственной сути homo faber. На этом смешении покоится не только Марксова теория труда, но и вообще восславление труда в Новое время»147.

Х. Арендт полагает, что внезапное лучезарное восхождение труда с низшей и наиболее презираемой ступени до ранга наиболее высокоценимой деятельности началось с открытия Локка о том, что труд – источник собственности. Следующий решающий шаг был сделан, когда Адам Смит выявил в труде источник богатства148. И уже в теории К. Маркса, он становится источником всякой производительности и выражением человечности человека. «Причем из них троих, – пишет Арендт, – лишь Маркс действительно интересовался трудом как таковым; для Локка дело шло о частной собственности как основе общества, а для Смита все сводилось к нестесненному развертыванию и накоплению капитала и богатства»149.

Освобождение труда или освобождение от труда?

Рассуждая об амбивалентном отношении к труду в истории философии, отечественный исследователь Н. Григорьева высказывает предположение о двух тенденциях в истолковании категории труда: «…наряду с апологией труда в философии всегда имела место и его критика. Иногда полемизирующие друг с другом концепции, принадлежа к одной и той же философской традиции, были разнесены во времени (апология труда у Гегеля / критика труда-отчуждения у Маркса), иногда сталкивались между собой в открытой дискуссии»150.

Труд как истинная сущность человека

Серьезный вклад в трактовку труда внесли представители немецкой классической философии. «Немецкие философы-идеалисты – Фихте, Гегель и Шеллинг, – пишет К. Ясперс, – интерпретировали свое время как эпоху важнейшего рубежа в истории, исходя из христианского осевого времени, которое, по их мнению, одно только и ведет историю к завершению»151. По Ясперсу, осознание немецкими философами величия своего времени отразилось на идеях этой эпохи, в том числе и на трактовке труда.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) выдвинул положение о труде как о всеобщей субстанции человеческого бытия. Труд для него является формой реализации духа, поэтому именно в труде самоосуществляется человек. Исходя из понимания абсолютной идеи, Гегель отождествлял труд с любой деятельностью, будь труд ученого или труд ремесленника либо политическая, художественная или религиозная деятельность152.