Россия сегодня породила закон о гражданах-иноагентах, которых тоже винят в неправильных словах. Обсуждая его, Л. Гудков говорит: «Механизм различения „свой – чужой” в обществе работает. И работает довольно эффективно. В отношении самой власти, кстати, в том числе. Но это не мешает власти запускать этот механизм, когда ей требуется консенсус, чтобы общество с ней солидаризовалось, например, перед лицом этой некой внешней угрозы. Поэтому то, что сейчас делает власть, характерно для авторитарных режимов – репрессивная политика по дискредитации оппонента, любых несогласных, любых недовольных. Это же уже было, о чем и сказано в нашем письме: „кулаки”, „подкулачники”, „враги народа”, „лишенцы”, „подрывные элементы” и все такое прочее. „Иноагенты” – это в тот же ряд. Принимается ли это обществом? В большинстве случаев нет. Люди понимают, что это такая устрашающая и дискредитирующая политика властей, чьи интересы здесь совершенно очевидны – выявить некую группу, которая должна стать объектом коллективного недоброжелательства и вражды» [11].
Все это попытки создания системы правильного говорения, сюда же относятся и разработки по поводу закрытия интернета, что не так радостно приветствуется населением, которое не так часто любит любые виды ограничений [12–13]. Уже даже учения проводятся по изоляции интернета [14–16].
Или удивительный запрет детского спектакля «Чиполлино»: «Хотя уж точно не Джанни Родари виноват, что его сказка стала такой актуальной в современной России, и бунт овощей бдительные цензоры приравняли к политической сатире. Ну а как еще трактовать, например, такую цитату из сказки: „Тюрьмы построены для тех, кто ворует и убивает, но у принца Лимона все наоборот: воры и убийцы у него во дворце, а в тюрьме сидят честные граждане”» [17–18].