Цивилизация

— Было такое дело. Со Сципионом уже заключили перемирие и договаривались об условиях мира — гораздо мягче тех, на которых его в итоге заключили. Сципион был на них вполне согласен и многое был готов обсудить — можно было даже поторговаться, если с умом, и выторговать дополнительные послабления. Ганнибал был отозван из Италии как раз по договорённости в ходе тех переговоров и сражаться со Сципионом не собирался — понимал ведь прекрасно и сам, что война проиграна, и надо поскорее мириться. И тут эти психи, воодушевившись его высадкой в Африке — ага, многократный победитель римлян, как-никак — даже не связавшись с ним и не посоветовавшись, нарушили перемирие. Что он тут мог поделать? Он пытался, как только мог, даже сам со Сципионом переговоры вёл, но римляне не любят нарушений договорённостей, а дурачьё в Карфагене тоже упёрлось и требовало теперь от него военных побед "как раньше". А с кем ему было побеждать "как раньше", когда того прежнего войска давно уж нет? Ну, почти — слишком мало осталось тех ветеранов, чтобы сделать погоду при Заме, а эти городские крикуны, которые были храбрее всех на площади среди своих, в настоящем бою первыми же и побежали. Вот и защищай таких после этого…

— А сейчас, папа, они правы или нет?

— Нет, конечно. Я могу понять их недовольство тяжёлой жизнью и вызванную этим "обиду за державу". Я могу понять эту молодёжь, которая ещё не научилась думать головой и верит тому, что приятнее слышать. Я могу понять даже этого демагога, который ловко на всём этом играет и нарабатывает дешёвую популярность у толпы, чтобы вылезти на ближайших выборах из грязи, да в князи. Но вот этих взрослых и знающих, казалось бы, жизнь людей, я понять уже не могу. Ведь вдумайтесь, ребята, чего они хотят. Сильное войско стоит денег, и они не могут этого не знать. Деньги в казну поступают от налогов и таможенных сборов, и этого они тоже не могут не знать. А вот сложить два плюс два и понять, что невозможно увеличить расходы казны, если одновременно с этим урезаются её доходы, у них почему-то не получается, — пацаны переглянулись и рассмеялись, — А ещё, ребята, эти гегемоны не могут не знать, что по условиям мира Карфагену запрещено вести войны, и за этим Рим следит строго. Ведь одно дело мелкая пограничная стычка, которую можно представить как полицейскую операцию по отражению обыкновенного бандитского налёта, поскольку на настоящую войну она не тянет по масштабам. В конце концов, поддерживать порядок на своей территории Рим Карфагену не запрещал. Но это делается подвижными легковооружёнными отрядами, которых и так хватает, а вовсе не тем настоящим сильным войском, которого они хотят, чтобы проучить нумидийцев раз и навсегда. Но это — как раз та настоящая война, которой не потерпит Рим, и это им, опять же, следовало бы понимать. Ну так и к чему тогда, спрашивается, все эти воинственные речи? Макак в нашем зверинце помните? Видели, как они пыжатся друг перед другом, когда на понт друг друга пытаются взять? — мелюзга снова переглянулась и рассмеялась.

— А то, что было — ещё не война, папа? — как раз вчера Арунтий рассказывал нам об отражённом на днях одной только лёгкой ливийской пехотой вторжении нумидийской голытьбы, даже пешей, а не конной, с которой и до рукопашного-то боя дело не дошло — одними дротиками их там забросали.

— Да какая там война! Это явно нищеброды нумидийские на свой страх и риск прибарахлиться намылились, да только по простоте душевной упустили из вида, что "друг и союзник римского народа" царь Масинисса — это одно, а они, гопота — немножко другое.

— А то, что совсем давно было, когда ты сам с этими дикарями повоевал? — для моего наследника это было в натуре "совсем давно", потому как его самого на свете ещё не было, хоть Велия его уже и вынашивала, но ведь один хрен для него это как прошлая геологическая эпоха, как и всё, чего он сам не застал, а только наслышан.

— Тоже не война, хотя и буквально на грани проскользнули. Главное там было то, что сам Масинисса в том набеге не только не участвовал, но и не приказывал даже его совершить. Официально он вообще "не знал". То есть на самом-то деле, конечно, всё он прекрасно знал и на подготовку сквозь пальцы смотрел, но официально ни он сам ни при чём был, ни его царство, и ни он Карфагену войны не объявлял, ни Карфаген ему, так что то вторжение считалось обыкновенным разбойничьим набегом, и за его пресечение у него к нам не было, да и быть не могло никаких претензий. Если бы мы тогда на нумидийскую территорию вторглись — тогда другое дело, но мы же знали, что этого делать нельзя, и всё спланировали так, чтобы провести всю операцию на карфагенской территории.