Цивилизации

Однако археологи будущего сочтут это его сооружение совершенно бесполезным — очередной «загадкой древних». «Ух ты, папа», — говорит мальчик. Стоунхенджу из подержанных автомобилей присущи все пороки постмодернистских улиц городов пустыни, которые так ненавидит герой: «Рестораны в форме гигантских хотдогов или ковбойских шляп, неряшливо оштукатуренные»[168]. Хоть и в сниженной форме, они представляют традицию цивилизации — попытку преобразовать природу и сделать ее пригодной для использования человеком. Теоретики архитектуры призывают нас «учиться у Лас-Вегаса» именно потому, что сама смехотворность, само безвкусие города в пустыне и есть след человека на прежде не пригодном для обитания фронтире: победа китча над природой.

В сравнении с многими древними попытками преобразовать пустыню наши нынешние усилия кажутся ничтожными. В типичном американском городе в пустыне, куда не проникла еще даже постмодернистская ресторанная культура, шоссе идет по бесконечной пустыне как символ того, как мало времени люди стремятся провести здесь. Иногда по обочинам на короткие мгновения мелькают неприметно окрашенные постройки — серо-коричневые, серые или темносерые, непрочные, непритязательно низкие, словно стыдящиеся или боящиеся выделиться на фоне дикой природы. Только рекламные щиты проявляют нечто похожее на честолюбие. Длинные заборы, увешанные рекламой, и дорожные знаки смотрят на машины, соперничая яркостью с небом, преграждая путь ветру и пыли. Ничто здесь не выглядит постоянным. Реклама делается так, чтобы ее легко было снять и выбросить; здания как будто готовы сложиться на ветру и превратиться в пыль.

Лас-Вегас кажется смелой, но не слишком предприимчивой попыткой — пустынный временный город в ухудшенном варианте[169]. Материал его архитектуры — электрические нити, которые загораются по ночам, когда пустыня погружается в темноту. Тогда исчезают бесконечные пустые пространства, не соизмеримые с городом, рядом с которыми его сооружения кажутся мелкими. Но стоит выключить электричество, — и мало что остается: дороги и стоянки машин кажутся грязными пятнами, оставленными темнотой; «церкви для венчания», как только гаснут их неоновые вывески, снова становятся обычными бунгало. Большая часть казино, полных по ночам жизни, шумных, на самом деле всего лишь лачуги, днем сливающиеся с мертвой землей. Огромные рекламные щиты, несколько часов назад казавшиеся великолепными, при свете дня выглядят полуодетыми: распорки и провода свисают, как незастегнутые ширинки или спустившиеся чулки. Когда Вентури сделал Лас-Вегас знаменитым, можно было отойти в пустыню и посмотреть на профиль знаменитого «Стрипа»[170], и только отель «Дюна» торчал из темноты — да и он не выглядел устойчивым и прочным: не здание, а скорее сморщенная картонная коробка, перевернутая ветром. Сегодня самое знаменитое казино, «Дворец Цезаря», предприняло смехотворную попытку создать новый антураж, но все его «цивилизационные» красоты — подделки. У статуи Венеры Милосской преувеличенно большие груди. Поскольку пропорции — ив этом здании, и во всем городе — искажены, колонны, поддерживающие фронтон, кажутся кривыми и тонкими. Охраняющие вход во «Дворец Цезаря» центурионы, которые величественно взирают на пустыню, поддерживают щит для афиш в стиле пригородного кинотеатра. В очертаниях города доминирует электрический абрис «пирамиды Хеопса» — прыщика, имитирующего изображение грандиознейшего триумфа человека над песком. В культурном отношении Лас-Вегас никогда не переставал быть пустыней.

Однако Финикс, где жил герой Эрики Вагнер, совсем другое дело. Первые жители современного города прибыли в конце 1860-х годов, и в этой как будто безжалостной пустыне на них большое впечатление произвели развалины древней ирригационной системы. Так возникло название города («Финикс»). Умело направленных вод реки Солтривер оказалось вполне достаточно, чтобы создать «аризонский сад». Новое поселение процветало, вдохновляя американцев на многочисленные попытки освоения пустыни в других частях Аризоны. Сегодня самая дорогая в мире недвижимость — в районе Финикса. Это девятый по величине город Америки. Пять поколений назад никто в здравом уме не захотел бы жить здесь; но сегодня Финикс так эффективно преобразовал окружающую среду, что в центре города вы не увидите ни следа пустыни, если не считать жары и немеркнущего неба. Безжалостная решетка улиц повторяет упорядоченную геометрию, которую цивилизация всегда стремилась наложить на природу, — сеть, в которой запутывается первозданное.