Цивилизации

Для практических целей некоторые мыслители определяли цивилизацию как наименование очень больших комбинаций обществ, считая при этом, что формируют теорию. Выраженное чрезвычайно сложным языком, такое описание цивилизации действительно приобретает видимость теории. Так сформулировали, например, Дюркгейм и Маусс: «цивилизации — это сложные и единые системы, которые, не являясь политическим единством, могут тем не менее быть локализованы во времени и пространстве и которые обладают единым и своеобразным укладом жизни»[64]. А. Л. Крёбер использовал термин «культура в целом»; он пытался придать этому некий мистический смысл, добавляя, что «культура в целом» — это «природная система», напоминающая форму жизни и отличающаяся «стилем», который охватывает все: от гастрономии и длины юбок до монументального искусства и вкусов в области литературы[65]. Когда читаешь, что цивилизации — это «реальные, полные смысла единства, отличные от государства, или нации, или любой другой социальной группы»[66], становится ясно: попытка создания теории не удалась. Мы вернулись к слегка видоизмененной версии Кеннета Кларка, основанной на доверии к инстинкту, — мы узнаем цивилизацию, когда видим ее, хотя не способны объяснить, что это такое[67].

Контакты между цивилизациями и стремление к единству цивилизации

Проблема определения конкретной цивилизации, поставившая в тупик многих исследователей, относительно проста по сравнению с определением цивилизации вообще. Однако можно утверждать, что первое зависит от второго: конкретную цивилизацию можно охарактеризовать, только зная, что такое цивилизация в целом. Конкретная цивилизация — это феномен, который легко регистрируется при эмпирическом изучении. Цивилизации существуют, их много, пусть даже в каждом отдельном случае мы испытываем затруднения, решая, вправе ли классифицировать данное общество как цивилизацию. В напоминающем глупую игру занятии некоторые ученые пытались пересчитать цивилизации: Тойнби насчитал их в целом двадцать одну[68], Кэрролл Квигли — «две дюжины»[69], для Сэмюэля Хантингтона сегодня мир вмещает «семь или восемь», а может, девять[70]. Термин «цивилизация» — без конкретизации — представляет собой универсальный концепт, в существовании которого можно сомневаться, или же то, что я выше обозначил как «составляющая цивилизации»: особенность, присущую всему тому, что мы называем цивилизациями.

Все общества, которые я называю цивилизациями, действительно имеют нечто общее — программу систематических взаимоотношений с природой. Это не означает, что есть пределы возможных расхождений. Называя книгу «Цивилизации» (во множественном числе), я отвергаю утверждение, будто цивилизация неделима.

Это утверждение обычно выдвигается в двух контекстах: во-первых, когда термин «цивилизация» используется для обозначения человеческого общества в целом, а не для характеристики того, что есть у всех этих обществ; и во-вторых, когда он обозначает стадию, к которой стремятся по пути прогресса все общества. Нет никаких доказательств того, что у всех обществ есть единая тенденция, за исключением того, что все они — социальные структуры. Прогресс, направленный к достижению какой-либо исторической кульминации, будь то бесклассовое общество, или Век Святого Духа, или тысячелетний рейх, или либеральная демократия, или какой-либо еще «конец истории», — иллюзия. Таким образом, нет смысла рассматривать исторический прогресс — чтобы доказать или опровергнуть его существование. В этой книге история цивилизаций представлена как область сравнительных исследований, полная разрывов последовательности. Иногда я стараюсь вызвать это ощущение, резко и неожиданно меняя место действия.

Тем не менее читателей все же может преследовать сомнение: а не способны ли цивилизации слиться воедино и тем самым оправдать надежду верующих на итоговое единство человечества? Помимо истории взаимодействия цивилизаций с природой в этой книге рассматривается и другая история — история контактов цивилизаций друг с другом; она возникает в книге постепенно и к концу становится ее главным содержанием. Взаимная ассимиляция — часть, но все увеличивающаяся, этой истории. Мировая история есть история взаимоотношений людей. В самых репрезентативных эпизодах среда за средой — отражаются великие кросс-культурные темы: миграция, торговля, взаимовлияние, паломничества, миссионерская деятельность, войны, создание империй, широкие общественные движения, а также перемещения технологий, живых существ и идей. Некоторые среды, рассматриваемые в книге — пустыни, сухие степи и океаны, — скорее не места развертывания цивилизаций, а частично или полностью дороги между ними.