Цивилизации древней Европы

Что, таким образом, представляет собой классическая Греция для Европы и древнего мира? Греческая цивилизация была цивилизацией городской. Нужно будет дождаться по крайней мере конца Средневековья, чтобы увидеть города, сопоставимые с ней как с политической и экономической точки зрения, так и с духовной и художественной. Греческий город не был простой агломерацией людей, объединенных общими потребностями, он имел сложную структуру, где материальная и духовная жизнь образовали неразрывное целое, живой организм, способный непрерывно развиваться. Это развитие не было повсеместным ни в ту эпоху, ни в момент ее окончания. Каждый греческий город, однако, заключал в себе равные возможности, за исключением, возможно, консервативной Спарты. Кроме того, поражает политический и, в некотором роде, религиозный детерминизм, делавший полис обществом индивидов, одинаково ответственных и за свою собственную судьбу, и за судьбу города. Исключительная открытость, которая позволила в Афинах и других полисах, история которых напрямую зависела от них, воплотить совершенную демократию, не была тем не менее безграничной: она не выходила за пределы муниципальной организации. Eleutheria,соответствующая у нас понятию «свобода», не могла «экспортироваться», то есть переноситься в другие структуры; можно было организовать другие города по греческой модели, но невозможно было выйти за эти жесткие рамки. Древний мир знал только три системы организации: племенной тип, или, можно сказать, континентальный, полис греческого типа и абсолютная монархия восточного типа. Кроме того, полис развивался на базе племенной организации и в некотором отношении представляет последующее ее усовершенствование, но, упраздняя привилегии каст и заменяя их ответственными классами, он тем не менее сохраняет сепаратизм. Только римляне нашли решение проблемы, создав систему городов-государств, основанную на совершенно ином понимании города, свободы и классовых отношений.

Внутренний динамизм, который нарушал порядок в греческих городах, а иногда и разрушал их, постоянно принимает особый поворот, привлекая к обычной собственно политической борьбе все человеческое сообщество: политические и экономические распри трансформировались здесь в идеологические и теократические. Именно в этом одна из черт, которые удивительным образом приближают греческую городскую жизнь к нашей. В этих дебатах логическая связь берет верх над практическим планом. Отсюда неспособность полисов, вопреки политическим достижениям, осуществить какую-либо продуктивную социальную акцию. Исследуя проблемы греческого города, мы открываем постфактум общественный характер некоторых из них. Но от современников этот аспект совершенно ускользнул, он предполагает потребности, которых они не имели: абсолютная демократия оставалась тимократической и скрывала неравенство, которое никогда и не исчезало. Все это ограничивалось теорией. Каждый политический глава имел склонность к навязыванию своей личной концепции и прежде всего заботился о своих материальных интересах и интересах своей партии. Между этой позицией и позицией художников, поэтов, философов, стремившихся предложить каждый свое собственное видение человека и мира, нет никакой разницы; речь идет о различных аспектах фундаментальной концепции; то, что логическое рассуждение способно убедить, является прямым следствием; главное, чтобы это рассуждение — логос— было облечено в слова или образы. И разумеется, согласно этой концепции, человек должен был действительно стать центром вселенной и мерой вещей, прежде чем создать богов в своем воображении. Это отделяет греческий антропоморфизм от всех прочих. У греков представление богов в человеческом облике имело целью материализовать концепцию божества не через понятные и четкие образы, но в наиболее совершенной форме, какая только возможна: человеческая фигура передавала абстрактное посредством выбора, который отсеивал любые случайности, то есть через идеализацию. В этом процессе, так же как в выработке доктрины антропоцентризма, поэты и художники намного опередили философов.

Софисты доведут до крайности последствия принципа, который сделал человека мерой всех вещей, рискуя подменить абстрактные образы древних критическим сознанием, которое консервативная среда и Аристофан изобличают как циничное действие ниспровержения. Во всяком случае, это философское движение, способствовавшее росту динамизма, стремилось придать еще большее значение человеку, ставшему поистине центром вселенной. Поощряемые софистами индивидуалистические тенденции, которые позже утвердятся в эллинизме, заставили греков выйти за пределы идеализации их традиций через космополитический идеализм, который делал горожанина гражданином мира, а не одного определенного города. Несмотря на свою аристократическую и лакедемонскую характеристику, идеальный город Платона также был формой возвеличивания человека и города, который тоже был идеализирован в тот самый момент, когда его историческая роль близилась к завершению.