Цивилизации древней Европы

Богатое мифологическое наследие западных кельтов и германцев свидетельствует о христианских заимствованиях, так же как мифология славян. Славянские национальныекорни, недостаточно изученные в деталях, несут на себе следы северных влияний, принесенных варягами. Византийское евангельское учение, распространяясь к северу, соединялось с другими элементами. Германские легенды, до того как были зафиксированы письменно, представляли собой смешение очень древних мифов, отражающих космогонические представления, и более поздних легенд, прославляющих подвиги героев — современников миграций и завоевания Запада. Сказания и легенды, которые дошли до нас, не дают нам ясного представления о традициях, предшествовавших Средневековью; тем не менее они показывают, что переход, впрочем умело подготовленный некоторыми миссионерами, от иррационального язычества варваров к христианству происходил без тех конфликтов и сопротивления, которые сопровождали противостояние рационального язычества классической Античности и религии таинств. Многообразные верования, которые не могли быть организованы рациональным образом, уступили место христианской универсальности и сохранились только в мифах, сказках и иных фольклорных формах.

* * *

Хотя распространение христианства сначала принимало политические формы, благодаря ему родилось ощущение единства вне различных конфессий, которые разделяли западный римский и восточный византийский блок. В течение раннего Средневековья христианская вера уже явно отстранилась от политики: она стала чертой цивилизации. В целом христианский универсализм представлял последний и наиболее важный средиземноморский вклад в континентальную цивилизацию. На новых духовных основах он обновлял и расширял универсализм, основанный Римом на праве и государстве. Восстановление Римской империи — renovatio romani imperii, — провозглашенное позже Карлом Великим, четко показывает эту преемственность. Рим, столица языческой империи, оставался резиденцией папства, духовной столицей христианства. Легитимность власти покоилась на этой моральной основе. Император уже не только управлял доменом, теперь он становился пропагандистом веры. Его авторитет и сила его армий отныне были поставлены на службу религии, что предписывалось его божественной инвеститурой. Такой была средневековая интерпретация божественности, которой наделялись императоры поздней империи. Это привело к синтезу, который произошел, если можно так сказать, в результате

переворота: теперь империя не только представляла религию, но именно религия дала начало империи. Притязание восточной империи на то, чтобы считаться единственной хранительницей легитимной власти,'также потеряло актуальность, и в конечном итоге ей пришлось признать сложившийся порядок вещей. Политика Карла Великого в последние пятнадцать лет его жизни полностью освободилась от варварской концепции власти, основанной на силе и подданстве. В IX в. этнические различия и противоречия между завоевателями и завоеванными потеряли всякое значение, и это плод не только правления Хлодвига, но в конечном счете — и Римской империи. Не стоит, таким образом, приписывать одному Карлу Великому интеграцию германских групп, объединенные территории которых отныне идентифицировались с Европой. На самом деле речь идет о завершении более обширного процесса, чем интеграция германских элементов с предшествующими элементами и традициями. Универсальность Римской империи соединилась с организацией, характерной для германских традиций: из прошлого заимствовали то, что оказалось жизнеспособным, пытаясь интегрировать его в настоящее.

РАЗНООБРАЗИЕ И ЕДИНСТВО ПОСЛЕСЛОВИЕ

В предшествующих главах мы попытались очертить историю европейских народов, избегая в то же время чрезмерных обобщений и описания деталей, в которых иногда увязают авторы учебников по археологии. Мы не стремились к выделению главных линий, но сконцентрировали наше внимание на некоторых аспектах и моментах, которые образуют, на наш взгляд, ключевые точки этой многотысячелетней истории, — континентальные центры, средиземноморская циркуляция, их материальные связи, роль эллинизма, Рима и Византии, волны вторжений и т. д. Эта сложная структура, где наши знания, еще неполные или недостаточно точные, сохраняют пробелы, требует рефлексии. Делать выводы в пределах этого очерка было бы проявлением самонадеянности; и тем не менее важно поставить точку в отношении стольких сведений и проблем.