Цивилизации

Вторжение носителей христианства было не менее впечатляющим, чем миграция народа Туле. В техническом отношении норвежцы по нашим стандартам были куда более развиты, чем люди Туле. Их активное отношение к природе — стремление подчинить ее, а не подчиняться ей, — в терминах этой книги было более цивилизованным. Их большие деревянные корабли, скрепленные железными гвоздями, должны были казаться инуитам с их маленькими каноэ грандиозными и необычными. В их городе Братталиде — самом дальнем форпосте средневекового христианства — было семнадцать монастырей (в период высшего расцвета) и каменные церкви с бронзовыми колоколами. Между 1189 и 1200 годами в Гардаре был построен из красного песчаника и мыльного камня крестообразный собор с колокольней, стеклянными окнами и тремя очагами. Дверные каменные перемычки в амбаре для хранения церковной десятины весили три тонны. Большие хозяйства позволяли вести аристократический образ жизни, там в огромных пиршественных залах собирались все подданные[159].

В первые годы поселения окружающая среда многое предлагала вновь прибывшим. Эрик Рыжий, первый руководитель норвежской колонизации «Гренландии», справедливо дал острову это название, — вероятно, чтобы привлечь мигрантов. Лесов здесь не было, но были заросли ив, карликовых берез и рябин, древесину которых можно было использовать. Не было зерновых, но росли песчаный колосок, спорыш, лен и много съедобных трав и ягод. Рыба и птица водилась в изобилии, паслись стада карибу — чего никогда не было в Исландии. Моржи, нарвалы, лисы, горностаи, гаги, киты и полярные медведи — на всех этих животных можно было охотиться ради шкур и кости, ворвани и пуха. Соколов, если их изловить живьем, можно было продать на европейских рынках как царские подарки. Жители Гренландии платили ими церковную десятину и дань своим далеким сюзеренам в Норвегии. Для более повседневной и обыденной торговли поселенцы быстро вывели породу «гренландской овцы», руно которой ценилось очень высоко[160].

Что же касается их противостояния с инуитами, победили в нем инуиты. Норвежцев Гренландии оттеснили в относительно северный район их территории туземцы, которых они называли скрелингами. Ивар Бардарссон, представитель бергенского епископа, наделенный полномочиями решать мирские проблемы церкви в Гренландии, в конце 1340-х годов приплыл в поселение и узнал, что произошло. «Он был среди тех, кто отправился в Западное Поселение против скрелингов… и когда они прибыли туда, то не нашли никого, ни христиан, ни язычников, только немного одичавшего скота и овец, и они перебили это скот и овец ради пищи, погрузили, сколько могли, на корабли и отправились домой»[161]. Этот отчет не подтверждается археологическими раскопками, но правдиво отражает веру современников в то, что произошло с колонией. В 1405–1409 годах, когда обедневший исландский дворянин Торстейн Олафссон с большим отрядом приплыл из Норвегии в поисках аристократической невесты, Восточное Поселение еще процветало. Гостя всячески развлекали, и он принял участие в суде над соблазнителем одной из его предполагаемых невест, обвиненным в «черной магии»; однако в ту пору колония жила более изолированно и посещалась гораздо реже, чем раньше[162].

Традицию обвинять инуитов в гибели колонии подкрепило послание папы Николая V, содержащее ужасные вести о Гренландии, «расположенной, как нам говорили, на краю океана». Папа пишет, что «тридцать лет назад из соседней страны приплыли по морю варвары-язычники… и опустошили землю огнем и мечом, так что ничего живого не осталось на острове (который, как говорят, очень велик); уцелели только девять приходов в отдаленных местах и в горах, куда захватчикам было трудно проникнуть»[163]. Этот инцидент, если он действительно имел место, как будто не уничтожил колонию полностью. Формальные отчеты молчат, но есть сведения в торговых документах английских купцов, которые посещали Гренландию в 1480-е годы.

Однако о все более трудной жизни гренландцев можно судить по оставленным ими перед исчезновением грудам костей. Они продолжали питаться тюленями, но на последних стадиях существования колонии уже не тюленями из гавани; этим тюленям мешали приплывать летние плавучие льды. Колонисты пытались сохранить свои стада, оставляя в рационе мясо овец, коз и диких карибу; но находить пастбища становилось все трудней. Исследования пыльцы показывают, что к концу Средневековья климат становится более влажным, и это могло вызвать дополнительные трудности. Данные о похолодании не подтверждаются иными доказательствами, но, кажется, заманчиво было бы счесть эти свидетельства убедительными на фоне явных доказательств существования «малого ледникового периода» в Старом Свете в описываемый период.