Значение Конфуция — это напоминание о том, насколько наш мир в долгу перед его миром. Его влияние можно сравнить с влиянием Будды, охватившим всю Индию и восточную Азию; считается, что Будда жил одновременно с Конфуцием; он учил, что счастья можно достичь сочетанием мысли, молитвы и благонравия. Столетием раньше учение Зороастра в Персии и еще раньше — Упанишады в Индии играли аналогичную роль. На западной оконечности Евразии почти через два столетия после Конфуция философы Греции, особенно афинские учители Платон и Аристотель, учили отличать добро от зла и правду от лжи, и их мысли используются по сей день. Между тем составители Ветхого Завета, завершившие ко времени Аристотеля большую часть работы, оставили текст, до сих пор непревзойденный по своему влиянию. Поразительно, но наш способ мыслить и вести себя на протяжении всего периода того, что мы сегодня называем цивилизованным миром, оттенен и даже определен мыслями, записанными за тысячу лет до рождения Христа[610].
Конфуций был частью бурлящего жизнью мира идей. Подобно большинству творений авторов Ста Школ, его труды были почти уничтожены в ходе «культурной революции», в период сжигания книг, идеологической тирании и отказа от интеллектуализма, проповедовавшегося Ши Хуанди. Благодаря трудам продолжателей и систематизаторов его репутация сохранилась гораздо лучше, чем у его соперников и современников. Изредка революционеры вновь поджигали костры книг и провозглашали новые пути, завезенные извне. Но сила китайской цивилизации одолела их всех. В XIV веке движение Белого Лотоса проповедовало фанатическую разновидность буддизма, но когда предводители этого движения захватили власть, они от прежних убеждений отказались. В XIX веке революционеры тайпины заимствовали свои основные идеи у христианства, но их влияние, значительное в свое время, прекратилось после их поражения. В XX веке успешная революция, возглавленная Мао Цзэдуном, провозглашала своей основой политические и экономические теории немецкого коммуниста Карла Маркса. Мао даже призывал сжечь книги Конфуция. Но через тридцать лет после революции от марксизма отказались. Конфуцианство продолжает играть в создании китайского общества и китайских ценностей формирующую роль, которую оно играет уже давно. А вот чужеземные завоеватели всегда подчинялись превосходству китайской цивилизации, даже когда побеждали на полях битв китайские армии. Так произошло со страшными варварами, соседями государства в эпоху Сун, и с монгольскими завоевателями в XIII веке, и с маньчжурами в XVII. Монгольская династия правила Китаем с 1280 по 1368 года, а маньчжурская — около трехсот лет, и хотя китайские подданные всегда думали о своих правителях как о чужестранцах, сами правители быстро проникались китайскими традициями.
Империя, доставшаяся в наследство от Ши Хуанди, была слишком неустойчивой, чтобы просуществовать долго, но на протяжении всей китайской истории она воссоздавалась и расширялась. Империя династии Хан, существовавшая с 202 года до н. э. до 189 года н. э., на карте кажется прообразом Китая всех последующих эпох, она занимала не только долины рек Желтой и Янцзы, но и Западной реки, которая впадает в море у Кантона, и простиралась от Великой стены на севере до Аннама на юге и до Тибета на западе. Время от времени вопреки многим препятствиям и отступлениям Китай переходил и эти границы, включая в себя еще более чуждые и незнакомые среды: земли дровосеков Квейчу, Дикий Запад эпохи Тан; Сычуань, «страна ручьев и пещер», соляных шахт, племен, «не готовящих пищу», и «запретных холмов» стали новыми пограничными землями в эпоху Сун. Во времена, которые мы называем началом современности, когда наша традиционная историография занята короткоживущими воинственными европейскими империями, Китай создал обширную и по большинству стандартов гораздо более прочную империю на смежных землях — на острове охотников за оленями Тайване и в маньчжурских степях, где стало появляться все больше огороженных и вспаханных участков и лагерей собирателей женьшеня. В легендарный «иной мир» Синьхуана, в царство пустынь и гор за переходом Джайгуан переселенцы принесли персики, пионы и магазины, торгующие классическими текстами[611].
Приспособляемость, способность расширяться, эластичность китайской цивилизации переводит ее в иной класс относительно других цивилизаций речных долин, возникших на наносных почвах. Китайская цивилизация переросла все остальные. Сочетание ее внутренней увязаннности, прочности и магнетизма поражает, поскольку при таком росте и размерах сохранить эти свойства очень трудно. Преимущества экосистем Желтой реки во времена Шан и более ранние не определяют уникальность истории Китая, но относятся к числу условий, породивших эту уникальность.