Цивилизатор в СССР 1980

Суслов сразу ухватил главное в событиях ныне пока не случившихся 80-х — провал затеянных Горбачёвым реформ! — отметил про себя глава КГБ, пояснявший «текущий момент», из-за чего в его речи появились некоторые официальные нотки:

— Тем не менее, силами Комитета уже приняты некоторые неотложные меры, а именно…

После чего заверил присутствующих о проводимой работе по нейтрализации последствий действий предателей в структурах КГБ и ГРУ.

Хотя, разумеется, все присутствующие понимали, что вред нанесённый теми, будет сказываться ещё долгие годы, если не десятилетия.

— Как я понимаю, наши дружеские, почти что неформальные пожелания, которые, тем не менее, мы официально довели до руководства Афганистана, появились в попытке использовать эти сомнительные сведения? Мы уже ориентируемся на них? — поинтересовался Громыко, готовивший ранее, с подачи Генсека «дружеские пожелания».

— Хуже не будет — обрезал Брежнев… — дальнейшие наши действия, после того, как всеми присутствующим будут изучены и осознаны сведения, должны быть произведены на основании коллективного решения…

По фразе, которую произнёс Генсек, все «новенькие» поняли — он разделяет точку зрения Андропова на феномен «Свидетеля», но решение, как всегда, должно быть единогласным, хоть и без бурных аплодисментов. Случай был совсем не тот.

* * *

Вяткин И. Ю.

Легендарное «малое Политбюро» (упоминание о котором я несколько раз встречал ранее в интернете и хорошо запомнил) и «коллективный стиль руководства» — вот пара эпитетов от того решающего дня.

Они — не миф и не словотворчество авторов бравурных передовиц партийной и остальной периодической прессы СССР. Именно по тому, как окончательно решался вопрос со мной, я убедился в день 7-го июня 1979-го, что они — вполне себе существующие факторы в реальности брежневского СССР.

Ни в том году, ни много позже я больше не присутствовал при подобных сборищах. По отдельности — да, вблизи видал ещё не раз геронтократов, прощёлкавших в моей первой жизни уже один раз продвижение на самый верх советской власти хорошо ориентировавшегося в партийных махинациях, но бездаря в политике и экономике Михуила меченого, времена чьёго руководства стали закатом расслабившегося СССР.

Но чтобы вместе видеть на расстоянии вытянутой руки от себя тех, кто рулил СССР ещё несколько лет, больше мне не довелось.

Как я понял в тот вечер, малое политбюро, это увешанное вполне себе заслуженными наградами старичьё, прошедшее войну, партийные чистки, сожравшее сто собак на партийных интригах, решало в те часы главное — верить всему тому, что я им говорил, или — нет. Ибо то, что в моей голове — взрослый разум, они похоже признали быстро.

Прав ли человечек Вяткин, неведомой силой заброшенный в прошлое в собственное детское тело, в главном или нет? Ему можно верить? Никто не посвящал меня ранее в мысли Андропова, который общался со мной чуть дольше, чем остальные… но мне кажется, раз они с Брежневым показали остальным членам «коллективного руководства СССР», то оба всё же, в целом поверили моим словам.

СССР действительно правил коллектив.

И он назывался «Малое Политбюро».

Старички зашевелились (натурально и в переносном смысле), а под прицелами их взглядов за меня взялся Устинов.

Не знаю, почему они решили так, может, потому, что Шокин, которого я так добивался в попытке донести значение грядущей цифровой революции и сверхважность развития советской микроэлектроники, был не та (в их понимании) величина, может, Устинов, бывший министром обороны на текущий момент так поинициативничал при обсуждении (ситуации с моими сведениями) в их кругу, может, сказался опыт и память о той, Великой Войны, которые, странно преломившись на заявлениях о военных конфликтах разной величины на пост-советской территории, дали о себе знать.

— … Вы же должны понимать, что несмотря на всю мою, неплохую в целом память, знания обрывочны, фрагментарны и непрофессиональны. Я постараюсь отделить то, в чём уверен точно, от домыслов, слухов и россказней насчёт военных дел.

— Ничего, разберёмся. — ухмыляется Дмитрий Федорович Устинов.

Они уже все слышали моё заявление по «памяти прошлой жизни», что первая половина 80-х стала жизненным финишем по естественным причинам для всех их, кроме Громыко. Это я помню хорошо.

Тот же, с каменным лицом выслушал следующую фразу (не знаю, пропустил ли он её в моих «расшифровках», копии которых лежат перед каждым из геронтократов) про то, что когда Горбачёв стал Генсеком, Громыко был ещё на посту. А когда случился 1991-й — вообще мертв.

— «Тогда» вас, товарищ Громыко, не стало во второй половине 80-х. Но точно я помню дату смерти только у Леонида Ильича.

Было видно, как «новых» коробило от подобных фраз, произносимых вслух. Но — ничего, держались.

Скрывать что-то тут (да и вообще) я не видел смысла.

Даже если расслабившиеся старички взбодрятся и, либо добавят себе пару лет жизни за счёт медицины, либо покинут наш мир ещё раньше из-за переживаний насчёт крушения дела всей жизни, то… будь как будет. Главный (хотя далеко не единственный) виновник падения СССР к власти точно не придёт.