Цицианов

Сразу оговоримся, большинство грузин этого не хотели. О благожелательном отношении крестьян и горожан к принятию российского подданства имеются многочисленные свидетельства. Граф А.А. Мусин-Пушкин писал: «Простой народ никак в заговоре (кахетинских князей. — В.Л.) участвовать не хотел, с присланными письменными объявлениями уверял в верности своей и просил единственно о защите от мятежников». Генерал Леонтьев рапортовал о ситуации в районе селения Манава в 1802 году: «Все манавские князья всякий день ездят на гору, ожидают царевича Александра с большим войском и заставляют жителей идти с ними. Манавские же жители никак на сие непреклонны и хотят вместе с русскими защищаться». Подполковник Солениус, преследуя отряды мятежных дворян, получал заверения от крестьян, что они, «приняв присягу императору российскому, нарушить оную не согласятся несмотря ни на какие угрозы князей»[284]. Грузинское крестьянство действительно в массе своей считало русских защитниками и благодетелями. Ничтожное число солдат, имевшихся в распоряжении Кнорринга, а затем и Цицианова, вынуждало дробить полки на роты и команды по несколько десятков человек. Ни о каких казармах в деревнях и помину не было; служивые ночевали в крестьянских хижинах. Какую бы храбрость ни являл кавказский солдат на поле боя, прирезать его сонного было легче легкого. Такие инциденты неизбежны в условиях враждебности населения, но их в те годы не наблюдалось. (А между тем солдаты были поведения отнюдь не ангельского, о чем свидетельствует один из приказов генерал-майора Лазарева, относящийся к началу 1802 года: «Многие из жителей грузинских входят ко мне с жалобами, что военные начальники, даже и квартирующие с малыми частями по селениям, вмешиваются во внутренние дела обывателей, самовольно делают наряды подвод и лошадей — меньше по надобностям службы, как и по прихотям своим, берут самовольно и подводы и лошадей без всякого от начальства письменных видов и позволений для переездов с одного места на другие, не платя ни копейки и тем отвлекая земледельцев от упражнений домашних, приводят к расстройству их хозяйство, да и вообще допускают подчиненных своих к причинению разных личных обид жителям и к похищению у них скота, живности, плодов и прочего; опустошают их сады и огороды и, вынимая вино из кувшинов, врытых по обыкновению их в землю, от безрассудной шалости наполняют их землей. Все сие ничего иного не представляет как ослабление дисциплины — души военной службы. Уже в прошедшем году я требовал циркулярным приказом истребить зло сие, а ныне убеждаюсь строжайше предписать, что ежели на кого-либо из воинских чинов получится мною жалоба, офицер будет арестован и потерпит все неприятные следствия своего наказания, а нижние чины будут гоняемы сквозь строй без малейшего послабления. Теперь открыто в Грузии гражданское правительство, следственно и наряды подвод и другие обывательские обязанности зависят от единственного распоряжения властей, на то поставленных, и следственно всякие покушения военнослужащих во вред жителей грузинских будут доходить ко мне новыми стезями. Надобно же, напротив того, обывателей здешних не только не обижать, но ласкать, дабы управление народами здешними именем и властью Его императорского величества ограждало их от прежних бедствий и приводило их к люблению установленного порядка…»[285])