Цицианов

Генерал-поручик Б.Ф. Кнорринг в рапорте Салтыкову от 29 апреля 1794 года указывал на рискованное поведение Цицианова, который не уходил из-под Гродно, «где более опасности подвержен, нежели как бы к Вильне или к войскам здешним он прежде себя приблизил»[106]. 11 мая сам Павел Дмитриевич рапортовал Репнину: «…по первому слуху, дошедшему до меня от поляков о несчастном жребии, коему подпали наши войска в Варшаве, не дожидаясь повеления вышней команды (курсив наш. — В. Л.), выступил под Гродно в лагерь, выбрав местоположение такое, чтобы держать город в страхе, считая притом, что тыл моего лагеря закрыт виленским корпусом и ковенским деташментом (отрядом. — В. Л.), и в ту же минуту послал к господину генерал-майору и кавалеру Арсеньеву о Варшаве известие, уведомляя его о моем выступлении в лагерь и спрашивая, не нужно ли с ним соединиться. Но курьер мой проехать уже не мог и привез слух о подобном несчастье, в Вильне случившемся. Тогда не видя иного средства к спасению войск, в Литве расположенных, как соединение всех малых деташментов, рассеянных и отделенных от бывшей гродненской части, а именно в Новогродке и Слониме, разослал я курьеров, переряжая их и посылая ордера запрятанными в сапоги, поелику уже в шести милях от Гродно в Соколке собралось до шести полков, кои удобно могли отрезать Слонимский деташмент, а в Шавли собравшиеся войска могли легко то же сделать с ковенским, прикрыл их соединение своими войсками и выслал в Меречь к остаткам виленского резервного корпуса, спасенного храбрым, расторопным и мужественным капитаном артиллерии Тучковым и соединившимся с ним потом Нарвского полка премьер-майором Раутенштерном, сильное прикрытие для изготовления ему перевоза через реку и для снабжения его провиантом и фуражом, которого они не имели, так как и палаток.

Наконец, 21 апреля, день для России знаменитый в честь отправления молебного служения на горе, остаток виленского резервного корпуса вступил ко мне в лагерь, а ковенский деташмент при совершенной безопасности в один переход от меня имел ночлежный лагерь. По собрании всех сих войск, снабдя виленские войска всем нужным, построя им 100 палаток из дламского полотна, находящегося в амуниции, везомой в Сибирский гренадерский полк и остановленной мною в Гродно, по небеспечности, правда, обложил я город и взял контрибуцию (о чем шлю ведомость) в наказание, потому что все письма и все печатные известия описывали злое намерение и сего города против наших войск. Оконча сие, пошел я со всеми войсками к новой российской границе на Новогородок. Во время сего похода знаменитого ничего не произошло. Были две стычки у казаков, и в одной убили у нас казака и ранили одного, да отхватили двух фурьеров, а в другой нашими убито 4 да 3 захвачено в плен.

Дошед до Мира и расположась там лагерем, ожидал повелений его превосходительства господина генерал майора и кавалера Тимофея Ивановича Тутолмина, коего распоряжениями велено мне следовать по ордеру его превосходительства, господина генерал майора и разных орденов кавалера Осипа Андреевича барона Игельсторома. Между тем, лишась сообщения с сим последним и не имея к кому отнестить, счел я необходимым отправить все репорты, здесь приложенные, прямо в государственную военную коллегию.

Потом, следуя наставлению его превосходительства Тимофея Ивановича Тутолмина, основанному на повелении Вашего сиятельства, потянулся я было через Николаев к Олыианам, чтобы схватиться руками с войсками бригадира Бенигсена. Авангард мой же в Николаеве занимается строением моста через Неман и, построя его, поставит твердую ногу на правом берегу реки, посунув его и разъезды вправо до Бакши, чтоб овладеть мостом через Березину и тем с деташментом подполковника Сакена иметь сообщение влево до Лепнишек, где, говорят, есть несколько польской конницы. Теперь же по слухам, дошедшим до Несвижа, что Беляк (польский генерал. — В. Л.) прибыл в Слоним с войсками, остановился я здесь до вернейшего познания о том, так как и о намерениях его впасть в границу. Продовольствие войск со стороны провианта и фуража было до сих пор от земли образом контрибуции и безобидное, но теперь, час от часа делаясь труднее, приводит меня в отчаяние»[107].