Читаем Цицерон полностью

Много лет спустя, когда Цицерон в «Ораторе» разбирал пройденный им путь, он счел, что речь в защиту Росция несла на себе слишком явный отпечаток молодости оратора. Блестящее, тщательно разработанное рассуждение о муках отцеубийцы, например, показалось ему чрезмерным — шипучим и пенистым, как не до конца перебродившее молодое вино. Он признал, однако, что сами эти недостатки содействовали успеху речи. Когда Цицерон рассказывал, что ждет Росция, если его сочтут виновным, в публике, вспоминает он, послышались крики восхищения. Так в процессе Росция, со всем его сложным политическим подтекстом, рождался или, во всяком случае, утверждался новый вид красноречия — красноречия, создававшего как бы сценическое действие, в котором оратор играл роль протагониста. В фигурах и украшениях речи самих по себе не было ничего особенно нового и ранее неслыханного, но у Цицерона они переставали быть лишь приемом, с помощью которого оратор заставлял себя слушать и стремился поразить присутствующих, понравиться им. Судебное .разбирательство больше не исчерпывалось крючкотворством юристов и краснобайством адвокатов, оно обретало человеческое содержание в самом широком смысле слова. Жизнь входила в него во всех своих проявлениях — в виде поэзии, которая в ту эпоху была основой всякой культуры, и, в частности, в виде поэзии драматической, столь распространенной в Риме, входила через философию — и в ее диалектической форме, обеспечивавшей точность мысли, и в ее нравственном значении, предполагавшем глубокое знание человеческой природы, законов мышления и поведения, и даже в той ее форме, которую тогда называли «физической», придававшей особый смысл природным явлениям — ураганам, ливням, засухе, сжигающей посевы. Так, в конце речи Цицерон сравнивает Суллу с самим Юпитером: никто ведь не ставит в вину богам несчастья и беды, которые причиняют метеоры, наоборот, мы испытываем чувство благодарности за свет, который нам ниспосылают боги, за воздух, которым дышим; точно так же и Сулла, данный государству римлян теми же богами, не заслуживает ничего, кроме благодарности.

Речи на форуме произносились по традиции под открытым, бездонным и бескрайним римским небом. Быть может, поэтому и речь, произнесенная в тот день, обретала размах и значение, дотоле невиданные, и, быть может, поэтому отзвуки ее до сих пор поражают наш слух.

<p><strong>Глава IV</strong></p><p><strong>«ПО БОЛЬШОМУ КРУГУ»</strong></p>

В деле Секста Росция Цицерон добился победы. Клиент его был оправдан, а речь молодого оратора так прославила его имя, что отныне «не встречалось ни единого процесса, в котором его бы не сочли достойным выступить», как писал он сам позже в диалоге «Брут». В эти годы ему поручали защиту обвиняемых во многих процессах, но ни сами речи, ни даже воспоминания о них не сохранились. Правда, в одном месте «Брута» и в другом «Ораторе» упоминается речь «В защиту Титинии Котты» (жены Аврелия Котты?), но упоминания эти остаются не до конца ясными. Современные исследователи творчества Цицерона склонны считать, что имеется в виду какой-то процесс по обвинению в отравлении и использовании магии, но толкование это покоится на весьма зыбких данных. К тому же трудно предположить, что дело касалось жены одного из трех братьев Аврелиев Котта — Гая, Луция или Марка, которых Цицерон хорошо знал и которые представляли в его время эту знаменитую семью. Единственное, что можно утверждать бесспорно на основе двух свидетельств самого Цицерона, заключается в том, что женщина по имени Титиния, в остальном нам неизвестная, была обвиняемой в весьма важном процессе, что обвинителями ее выступили некий Сервий Невий и Скрибоний Курион и что последний на суде после выступления Цицерона окончательно растерялся, не сумел ничего возразить ему и сел на место, заявив, что обвиняемая колдовством лишила его памяти. Главным защитником выступал, по-видимому, один из Аврелиев Котта, а Цицерон говорил последним, оставив себе, как обычно, miseratio (призыв к милосердию) и аргументы скорее эмоционального, чем собственно правового характера. Все это, однако, тоже в высшей степени сомнительно. Цицерон не обнародовал речи, произнесенные в эти годы, а если даже они и были опубликованы, текст их пе сохранился.

Такими и остались в жизни Цицерона эти два года, 80-й и 79-й — два года ораторской деятельности, обеспечившей ему известность и деньги, поскольку судебные выступления в соответствии с обычаем бесплатными, разумеется, не были. Что касается общественного положения, то именно в эти годы Цицерон стал вхож в самые знатные дома Рима. Еще в пору обучения у Сцеволы он завязал отношения с молодыми аристократами, которых (в частности, Аврелиев Котта) встречал позже и на уроках Элия Стплона, а оправдание Секста Росция и осуждение (по крайней мере, моральное) Хрисогона было публичным, прозвучавшим в суде осуждением сулланской тирании; добившись такого исхода процесса, Цицерон оказал немаловажную услугу Цецилиям Метеллам и их политическим союзникам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии