Цицерон и его время

В основе учения Цицерона об обязанностях «идеального гражданина» (vir bonus) лежит представление о высшем благе как о нравственно–прекрасном (греческий термин — kalon в переводе Цицерона — honestum). В самом начале своего трактата Цицерон подчеркивает, что любая область жизни и деятельности подразумевает свои обязанности, в исполнении которых и состоит нравственный смысл всей жизни. Затем идет полемика с теми, кто считает, что высшее благо не имеет ничего общего с добродетелью, и потому измеряет все своими удобствами, а не моральным критерием. На такой основе невозможно создать учение об обязанностях; это способны сделать лишь те, которые находят, что только нравственно–прекрасное должно быть предметом наших стремлений, или те, которые находят, что оно должно быть целью наших стремлений хотя бы по преимуществу. На этом примере, кстати сказать, нетрудно проследить перекрещивание влияний Стои и Академии. Те, кто назван в начале (т.е. только honestas!), — стоики, те, кто упомянут в конце (т.е. по преимуществу!), — академики, причем буквально несколькими строками ниже Цицерон прямо заявляет, что хоть он и будет в основном следовать стоикам, но имеет в виду также академиков и перипатетиков. Таково рассуждение Цицерона, дающее обоснование ведущему тезису трактата: все обязанности должны иметь своим источником стремление к нравственно–прекрасному, к высшему благу.

Ригористическое положение старой Стои гласило: только нравственно–прекрасное есть благо. «Внешних благ» старая Стоя вообще не признавала. Таким образом, только нравственно–прекрасное и соответствующие ему действия — единственное благо, только порок и соответствующие ему действия — единственное зло; все же остальное, что лежит между ними, — безразлично. Благо и порок суть такие качества, которые не имеют степеней и градаций, поэтому их нельзя иметь отчасти, но можно иметь либо вполне, либо вовсе не иметь, т.е. можно быть только добродетельным или только порочным.

Римские представления о «нравственном благе» в отличие от этих ригористических категорий старой Стои развивались в тесной связи с развитием представлений об идеальном гражданине (vir bonus), о его фамильных и гражданских качествах, добродетелях, обязанностях. Еще Катон, говоря о предках, рисовал идиллический образ земледельца, а Саллюстий считал, что в эпоху расцвета Римской республики граждане соревновались друг с другом не богатством и надменностью, но славными деяниями на пользу отечеству. С древнейших времен и до времени Цицерона общественно–политическая деятельность как необходимая черта облика идеального гражданина оставалась обязательным условием теоретических построений подобного рода. Но так как в Риме признанием, апробацией этой деятельности со стороны самого общества был «почет» (honor), то понятие нравственно–прекрасного, перешедшее из греческих философских систем, превращается на римской почве в honestum, что и было, как мы уже убедились, само собой разумеющимся для Цицерона переводом греческого термина.

Другой термин, понятие стоической этики, — «должное» (katekon) — Цицерон переводит на латынь словом «обязанность» (officium). В письмах к Аттику он говорит: «Не сомневаюсь, что «должное» — это «обязанность», если только ты не предложишь что–нибудь другое, но название «Об обязанностях» — полнее». Или: «Для меня нет сомнения, что то, что греки называют «должным», нам следует называть «обязанностью». Подобный перевод Цицерон давал уже и в своих более ранних трактатах.

Учение о «должном» свидетельствовало о смягчении ригоризма старой Стои, видимо в связи с приспособлением к задачам прикладной морали. Между идеалом блаженного (мудрец) и порочного человека ставится теперь фигура человека «стремящегося», а между благими действиями и пороком — надлежащий поступок, «должное». Есть основания полагать, что эта тенденция получила наиболее полное развитие у представителей средней (римской) Стои, и в частности в сочинении Панетия «О должном».

Термин officium, которым решил воспользоваться Цицерон, имел в Риме практический и вполне конкретный характер. Сам Цицерон тоже отнюдь не понимал его в смысле какого–то общечеловеческого долга. Его больше занимал вопрос, насколько приложим этот термин к государственным обязанностям. «Разве мы не говорим, — обращался он к Аттику в цитированном уже письме, — «обязанность консулов», «обязанность сената», «обязанность императора»? Значит, прекрасно подходит или дай лучше!» Сочинение же Цицерона «Об обязанностях» имеет в виду в первую очередь обязанности достойного гражданина, полноправного члена римской общины.

Такова интерпретация двух основных понятий интересующего нас трактата: нравственно–прекрасное (honestum) и должное, обязанность (officium). Каково же соотношение между этими двумя понятиями?