Цицерон

Тьма, нависавшая столько лет над Римом, разом обрушилась. Союзники, обманутые в своих надеждах, восстали. Началась революция.

Революция. Террор

Друз был мертв. Италия пылала в огне гражданской войны. Враги Ливия воспользовались этим, чтобы нанести окончательный удар аристократии, которая якобы подстрекнула союзников к восстанию ( ORP, fr. 11, р. 167).Варий в 90 году провел закон, по которому все сторонники Ливия обвинялись в государственной измене. «Всадники надеялись таким образом подвести всех влиятельных лиц (то есть римских аристократов. — Т. Б.)под ненавистное обвинение, суд над ними забрать в свои руки и, после того как они будут устранены, получить в государстве еще большую власть» (Арр. B.C., I, 37).

Цицерон целые дни проводил на Форуме. Каждое утро на площади расставляли скамьи, рассаживались присяжные, приходил обвинитель и зловещее зрелище начиналось: один за другим перед трибуналом представали первые люди Республики. Цицерон не мог оторвать глаз от этого захватывающего и жуткого спектакля, который должен был окончиться гибелью актеров, гибелью не на сцене, а всерьез. Филипп играл роль первого злодея, он горячо и страстно обвинял. Цицерон и ненавидел его, и в то же время любовался им, такой это был блистательный оратор.

Одним из первых предстал перед судом Котта — тот самый Когга, которого так любил Цицерон! Держался он очень мужественно. Бросил в лицо сидящим в трибунале всадникам тяжкие обвинения. «И тут на такого жадного слушателя, как я, обрушилось первое горе — Котта был изгнан», — вспоминает Цицерон (Brut., 305).

В суд вызвали Эмилия Скавра. То был гордый и суровый старик, столп аристократии, друг Ливия. Цицерон бесконечно его уважал и трепетал за него. Скавр был стар и тяжело болен — ноги почти не слушались его. Друзья умоляли его не идти на суд подлых демагогов и остаться дома, сославшись на свой недуг. Но старый упрямец их не послушал. Он отправился на Форум — его поддерживали под руки знатнейшие юноши. С трудом поднявшись на Ростры, он произнес следующее:

— Квинт Варий Испанец говорит, что Марк Скавр, принцепс сената, призвал союзников к оружию; Марк Скавр, принцепс сената, это отрицает; свидетелей никаких: кому из двух, квириты, вы должны верить?

Эти слова так смутили всех, что обвинитель смолк и Скавр вернулся домой (ORF, fr. 11, р. 167).

То было настоящее «преследование аристократии» (Арр. B.C., I, 38),и никого уже не утешило, что в следующем же году Варий был изгнан по своему собственному закону. Погиб он в мучениях, вспоминал Цицерон. Очень возможно, что по дороге он попал в руки союзников и они припомнили ему убийство Ливия и изгнание его друзей (De nat. deor., III, 81; Brut., 305).Форум был словно поле после бури — одни были изгнаны, другие в армии. Вскоре и Цицерон попал в набор и уехал на войну.

Италики были в то время почти те же римляне, поэтому Союзническая война была фактически войной гражданской. Рассказывают, что вначале враждебные армии не могли поднять друг на друга оружия — римляне соскакивали с коней и протягивали союзникам руку, и те, бросив меч, пожимали руку своим прежним друзьям. Но долго так продолжаться не могло — началась настоящая война. А так как междоусобные войны всегда более жестоки, чем войны внешние, то и Союзническая война была кровавой. И окончилась она странно: нельзя даже сказать, какая сторона победила — союзники были разбиты, то есть побеждены, но они получили права гражданства, то есть победили. Цицерон был тогда в армии, но об этих днях своей жизни вспоминать не любил.

Революция не может, раз вспыхнув, сразу кончиться. Демоны ее неохотно уходят под землю. Из Союзнической войны, словно уродливый черный гриб-гробовик, поднимающийся, как говорят, из пропитанной кровью земли, выросла новая смута. Начался новый виток революции.

В боях с италиками особенно выделились два полководца, знаменитые и ранее — Гай Марий и Сулла. Внешне эти люди ничем друг на друга не походили. Более того. Были прямо противоположны. Марий был сыном простого арпинского крестьянина, Сулла происходил из знатной, хотя и разорившейся патрицианской фамилии. Марий был человек необразованный, темный, неотесанный, грубый, Сулла получил утонченное образование. Марий был честен, угрюм и мрачен. Сулла был ветрен, развратен, беспечен, смешлив и весел. Марий принадлежал к демократической партии, Сулла говорил, что принадлежит к аристократической. Но, в сущности, они были схожи, как два близнеца. Оба были первоклассные полководцы, оба любимые солдатами вожди, оба жестокие авантюристы, стремящиеся к власти и готовые ради нее перешагнуть через любые преступления. Оба жаждали первенства, а потому были соперниками.