Цицерон

Об особом интересе Цицерона к истории Сицилии говорит ряд мест в его речах и трактатах. В верринах он рассказывает, как посещал храм Афины в Сиракузах, где видел изображения «царей и тиранов Сицилии». Мы знаем, как любил Цицерон создавать живые образы известных исторических деятелей, дабы сохранить и сделать более яркой память о них. В трактате «О государстве» также приведено свидетельство Тимея о тираническом правлении Дионисия Старшего, где сказано, что Сиракузы — «самый большой из греческих городов и самый прекрасный из них». Однако ни величественная цитадель города, ни его гавани, тянущиеся по берегам осененного Акрополем залива, ни портики, храмы и стены так и не стали городом — подлинной гражданской общиной, ибо ничто здесь не принадлежало гражданам, но сами они были собственностью одного человека. Позже, около 55 года, Цицерон познакомился с сочинением сиракузского историка Филиста, где много и подробно рассказывалось о Дионисии, и с тех пор, говоря о тиранах и тирании, неоднократно приводил в качестве примера этого правителя. В более ранних сочинениях, в частности, в речах против Верреса, Цицерон часто упоминает имя еще одного властителя Сиракуз, неизменно сопровождая его, напротив того, хвалебными эпитетами и положительными оценками — имя Гиерона II. Гиерон «весьма любим своими подданными»; он — мудрый правитель, распространивший в своем царстве искусство земледелия, а знаменитый закон его — «благой закон»; римляне поступили правильно, сохранив его в силе. Цицерон нигде не называет Гиерона тираном и рассматривает его в ряду «хороших царей» наравне с первым из них — Киром. Титул царя, которым Цицерон постоянно пользуется, говоря о Гиероне, звучит почти сакрально: ведь не случайно, прибавляет Цицерон, царь — одно из обозначений Юпитера Сильнейшего и Величайшего. Любопытно отметить, что Гиерон назван Зевсом Спасителем и в сохранившейся сицилийской надписи, выбитой на одном маленьком алтаре. В Сицилии Цицерон вообще впервые познакомился с эллинистической монархией и не без некоторого удивления и даже смущения обнаружил, что монархия может быть хорошим государственным устройством. Позже в диалоге «О государстве», упоминая в хвалебных тонах о «добрых царях» и о Гиероне, он все же оговорится: монархический строй не может быть одобрен, ибо он отдает всецело в распоряжение одного человека то, что по природе своей является общим достоянием граждан — res publica. В речах против Верреса это ограничение еще четко не формулируется: в деятельности Гиерона все, с чем Цицерон познакомился в Сицилии, кажется ему заслуживающим одобрения.

Нередко всплывал в сознании Цицерона образ и другого великого сицилийца — Архимеда, в котором он видел и ценил прежде всего астронома, а не создателя боевых машин. Он знал сконструированную Архимедом модель небесной сферы, может быть, видел ее в Риме, а, судя по одному месту в трактате «О государстве», по-видимому, даже пользовался ею при переводе «Феноменов» Арата. Приехав в Сиракузы, Цицерон стал разыскивать гробницу великого естествоиспытателя. В одном из отступлений в V книге «Тускуланских бесед» он подробно рассказывает, как ему удалось обнаружить ее в предместье города. Тон рассказа выдает, насколько дорого автору это воспоминание молодости. До начала поисков Цицерон долго выяснял, как выглядит гробница, узнал, что она украшена сферой и цилиндром, напоминавшими о задаче, решенной Архимедом и состоявшей в том, чтобы вписать цилиндр в сферу. В один прекрасный день, сопровождаемый несколькими членами городского управления, Цицерон вышел из города через Агригентские ворота и вознамерился было осматривать все гробницы по обеим сторонам дороги подряд, как вдруг взгляд его остановился на верхушке памятника, торчавшей над колючими придорожными кустами: небольшую колонну венчали изображения цилиндра и сферы! По его просьбе были вызваны рабочие; садовыми ножами они срезали скрывавшие могилу кусты и ветви, пока на камне, изъеденном временем (со смерти Архимеда прошло сто тридцать семь лет), не предстала стихотворная эпитафия, которая неопровержимо доказывала, что под обнаруженным памятником действительно покоился прах великого физика и математика. Так, заключает Цицерон, «самый славный город Греции, а некогда и самый ученый, навсегда остался бы в неведении гробницы, скрывавшей останки глубокомысленнейшего из его граждан, если бы ее не отыскал человек из Арпина». «Человек из Арпина», обозначивший себя столь скромным образом, не без удовольствия преподал этот урок гражданам Сиракуз, которые, на его взгляд, утратили немалую часть своей былой учености. Может быть, в этот момент вспомнились ему и слова, недавно сказанные Молоном: последняя гордость Греции — образованность и любовь к искусствам — казалось, в самом деле уходила к римлянам.