Цитаты

Вспомнил и старое рассуждение: три цитаты — это уже некое самостоятельное произведение, они как бы сцепляются молекулярными связями, образуя подобие нового художественного единства, взаимообогащаясь смыслом.

Я уже давно читаю очень медленно — возможно, реакция на молниеносное студенческо-сессионное чтение, когда стопа шедевров пропускается через мозги, как пулеметная лента, — только пустые гильзы отзвякивают. И с некоторых пор стал обращать внимание, как много афористичности, да и просто смака в фразах настоящих писателей; обычно их не замечаешь, проскальзываешь. Возьми чуть ли не любую вещь из классики — и наберешь эпиграфов и высказываний на все случаи жизни.

Причем обращаешь внимание на такие фразы, разумеется, в соответствии с собственным настроем: вычитываешь то, что хочешь вычитать; на то они и классики… В принципе набор цитат, которыми оперирует человек, — его довольно ясная характеристика. «Скажи мне, что ты запомнил, и я скажу, кто ты»…

И тут он подошел к справочному — торопливый, растерянно-радостный. Средних лет, хорошо одет, доброе лицо. Странно…

Улыбаясь и жестикулируя, он вертел в руках свой цитатник, что-то толкуя девушке за стеклом. Она приподнялась и указала на меня.

Он выразил мне благодарность в прочувственных выражениях, сияя.

— Простите, — сознался я, мучимый любопытством, — я тут раскрыл нечаянно… искал данные владельца… и увидел… — Как вы объясните человеку, что прочли его записи, а теперь еще и хотите выяснить их причину?

Но он готовно пришел на помощь:

— Вас, наверно, позабавил подбор цитат?

— Да уж заинтриговал… Облик вырисовался такой… не соответствующий… — я сделал жест, обрисовывающий собеседника.

— А-а, — он рассмеялся. — Видите ли, это рабочие записи. По сценарию один юноша, эдакий пижон-нигилист, произносит цитату — характерную для него, задающую тон всему образу, определяющую интонацию данной сцены, реакцию собеседников и прочее…

— Вы сценарист?

— Да; вот и ищу, понимаете…

— И сколько фраз он должен произнести?

— Одну.

— И это все — ради одной?! — поразился я.

— А что ж делать, — вздохнул он. — За то нам и платят. «За то, что две гайки отвернул, — десять копеек, за то, что знаешь, где отвернуть, три рубля».

Я помнил это место из старого фильма.

— «Положительно, доктор, — в тон сказал я, — нам с вами невозможно разговаривать друг с другом».

Он хохотнул, провожая меня к стойке: все прошли на посадку.

— Вот это называется пролегомены науки, — сказал он. — «Победа разума над сарсапариллой».

Мне не хотелось сдаваться на этом конкурсе эрудитов.

— «Наука умеет много гитик», — ответил я, пожимая ему руку, и пошел в перрон. И вслед мне раздалось:

— «Что-то левая у меня отяжелела, — сказал он после шестого раунда».

— «Он залпом выпил стакан виски и потерял сознание».

Вот заразная болезнь!

«Не пишите чужими словами на чистых страницах вашего сердца».

«Молчите, проклятые книги!»

«И это тоже пройдет».