Цитадели

— Отстань… сволочь… — пробормотал я, мечтая, чтобы мне дали доспать. А там — хоть бы и умереть. Все равно. Лишь бы отстали.

Новая затрещина, а сквозь звон в ушах услышал: «Олег, очнись!» Разодрав глаза и сконцентрировав взгляд, увидел склонившееся надо мною лицо. Вроде, слегка знакомое. Вроде бы Ярослав?

— Отстань… — снова попросил я, закрывая глаза.

— Олег, очнись!

— З-зачем? — выдавил я, попытавшись опять уйти в спасительную дремоту.

— Умрешь, придурок! — продолжал издеваться мучитель. — Ты уже умираешь!

«Умираю? — вяло подумал я. — Разве можно умереть, когда так хорошо?!»

Ярослав принялся сдирать с меня доспехи. Кольчуга, которую держали на теле арбалетные болты, слезать не хотела. Кажется, подошел еще кто-то, и они вдвоем принялись вскрывать мой доспех, как банку с консервами. Или как «медвежатник», потрошащий сейф.

Ярослав держал меня, крепко прижимая к земле, а второй палач резал кольчугу ножницами по металлу. Кажется, несколько раз довольно чувствительно задевал лезвием по моему телу.

— Вскрыл! — удовлетворенно выдохнул «слесарь».

— Терпи, парень, — добавил Ярослав, принимаясь вытаскивать из меня куски железа…

— Мать твою… — с чувством сказал я, теряя сознание.

Когда очнулся, показалось, что все тело опустили в кипяток — так все болело и зудело.

— Очухался, — услышал я голос Ярослава. — Ну и, слава богу. Сейчас укол сделаем…

Укола я не почувствовал. Через несколько минут стало гораздо лучше. Боль не ушла, но как будто отступила. Попытался пошевелить руками и ногами.

— Теперь можешь спать… — сказал кто-то, и я заснул.

Глава восьмая РАНЕНЫЙ ГЕРОЙ

Проснувшись, почувствовал, что мне опять плохо. Правая рука у меня двигаться (хоть и плохо!) может, а левая… Левая была накрепко примотана к груди.

— Не дергайтесь, юноша! Можете сбить капельницу! — строго сказал голос.

Голос был незнакомым. Возможно — врач. Стало быть, эти два коновала отстали от меня и передали в руки настоящего врача.

— Н-ну-с. Что тут у нас? — произнес тот же голос. Как будто классическое начало врачебного обхода. — А у нас тут четыре проникающих ранения, ни одно из которых не является жизненно опасным. Вам, молодой человек, несказанно повезло! Два ранения в груди. При этом — не задеты ни легкие, ни печень, ни прочие органы! Пробиты левая рука и левая же нога. И заметьте, коллега, оба ранения в мякоть! Не волнуйтесь, ваш муж жить будет!

— Я его сама убью!

«Машка! Она-то как тут оказалась? Вот ведь, маленькая… засранка…»

— Я тебя сам выпорю, как только встану! — промямлил я, пытаясь говорить громче и внушительней. — Кому велел дома сидеть?

— Вот видите, Мария Петровна, пациент умирать не собирается. Может быть, вы его убьете позже, когда выздоровеет? Все-таки не хочется быть соучастником. Да и мужская солидарность не позволит, — со смехом сказал Машкин коллега, а потом добавил: — Думаю, пока нужно оставить юношу в покое. Пусть спит.

Я вякнул, что уже выспался, но глаза почему-то стали слипаться. Заснул…

Потом чувства времени у меня не было — спал, просыпался, потом снова спал. Но, наконец, однажды утром (солнце светило прямо в окно) понял, что выспался окончательно.

Кажется, нахожусь в своем доме, если считать таковым апартаменты в Белкиной крепости. Рядом, на кушетке, дремала Машка. Будить ее не хотелось, но она как-то сама догадалась, что я проснулся.

— Ну и испугал же ты меня, — сказала моя девушка, вытирая слезы.

— Так вроде ранения нетяжелые. Слышала же, что твой эскулап сказал?

— Ну эскулап не мой. Он хирург, который тебе операцию делал. Кстати, из института Вишневского. И насчет нетяжелых ранений… Знаешь, сколько в человеке крови?

Это я откуда-то знал. У мужчин около пяти, а у женщин — около четырех литров.

— Так вот, ты потерял около трех литров. Чудо, как вообще жив остался!

— Холодная вода помогла, — пробормотал я.

— Холодная вода?! — изумилась Машка.

— Ну если бы вода была горячая, то кровь бы быстрее вытекла, — блеснул я познаниями в медицине.

— М-да, знаток… Кровь, что в холодной, что в горячей воде течет одинаково. Хорошо, что у нас запасы донорской крови большие. Были…

— Как там наши? Потери большие?

Машка заплакала:

— Очень большие. А у нас… дед Андрей погиб. И дед Борис… А когда еще и тебя привезли, всего белого, думала — все…

Борис был в первой линии… А вот князь… Я же слышал его голос за спиной нашего отряда…

— Похороны когда? — спросил я, прекрасно понимая, что сходить на них все равно не смогу.

— Похороны были две недели назад. Ты все это время без сознания был.

Я хотел еще о чем-то спросить, но Мария не позволила. Нежно, но строго приложила палец к губам: «Спать!»