Цитадель тамплиеров

Вошел Гизо с двуручным потиром, где содержалось питье, изготовленное по рецепту брата Гийома. Гизо осторожно поставил сосуд на подоконник рядом с креслом. Шевалье невольно следил взглядом за его движениями, думая о своем. И, когда оруженосец бесшумно удалился, его осенило. Ловушка! Конечно же, ловушка. Та, которую он соорудил для Изабеллы и Рено, не идет в сравнение с тою, что придумал для брата Реми брат Гийом. Все, с самого начала, от разговора на башне! Новый круг испытаний, вот в чем все дело. Брат Гийом предупредил его, а он и не поинтересовался, что это будет. Оказывается, вот что — его задвинули в угол и выкинули вон. Сослали с нелепым поручением в Яффу. Значит, брат Реми стал опасен. И пусть старается в этой дыре, наслаждаясь своим хитроумием.

Кровь бросалась в лицо де Труа и откатывала, оставляя бисерины пота на лбу. Жестоко, очень жестоко. Лучше было бы убить. Реми де Труа был неподвижен в кресле, как памятник самому себе. Он будто окаменел. И какая-то птаха влетела из сада, села в ячейку решетки… Не обнаружив ничего подозрительного, она перескочила на край потира, клюнула раз-другой ароматную жидкость. Де Труа, не моргая, смотрел на нее. Он не удивился бы, если бы птица вспыхнула под его ненавидящем взглядом. Очень уж горяча была истина, неудержима ярость. Он сразу и не удивился, когда птица дернулась и свалилась на подоконник. Несколько секунд он ее рассматривал… Лицо его стало страшным.

— Гизо! — прохрипел он, схватившись руками за горло. — Гизо!

Оруженосец тут же явился. Хозяина била дрожь, он выгибался в кресле, глаза закатывались.

— Гизо! — хрипел он. — Гизо! Подойти ко мне, подойди!

Оруженосец, однако, стоял не двигаясь, издали наблюдая агонию отравленного им хозяина.

— Гизо! Г-г-г-ыз-з-о! — судорожный рывок и Реми де Труа замер, уронив голову.

Оруженосец, будь его воля, не подошел бы. Но ему было велено снять с руки мертвого перстень.

Гизо перекрестился, вынул из ножен кинжал и приблизился. Перстень был на среднем пальце руки покойника, застывшей на подлокотнике кресла у стены. Гизо потянулся к нему, ухватил, но перстень присосался. Гизо взял кинжал в зубы и потянул перстень обеими руками. Он наклонился… Мгновенно схватив рукоять кинжала, де Труа раскроил его рот и щеку чуть ли не до затылка.

Кровь, хлынувшая из разорванной пасти предателя, сильно залила костюм шевалье. Ах, Гизо, Гизо, мысленно приговаривал он, распаковывая узел и вынимая блио по-неприметнее. Что мальчишка действовал не по наитию, было ясно. Но почему лишь после того, как узнал, что дело в Яффе закончено.

Вот, значит, как, брат Гийом!

Де Труа хотел кликнуть охранников, чтобы они помогли прибрать в комнате и вынесли труп, но раздумал. Кто знает, какие указания получили бессловесные лентяи.

Рассовав по карманам деньги, де Труа Осторожно открыл решетку и выглянул. Тихо. Он выскользнул наружу, присел в тень смоковницы, снова прислушался и взял с подоконника трупик птицы. Она появилась не просто так. Это — жест высшей силы, вмешавшейся в козни людей. Сделать бы из нее чучело.

Через час де Труа уже был у городских ворот. Там раздобыл облачение бедуина и обмотал лицо белой тканью, как делают жители пустыни. Купив коня, пока привязал его у караван-сарая.

Будущее представлялось идеально черным, без просвета. Ему хотелось отомстить брату Гийому не меньше, чем Синану, но ни то, ни другое не было осуществимо. Ему ли было не знать, сколь разветвлена шпионская сеть Храма. К концу дня, когда станет известно о смерти Гизо, десятки ищеек в Яффе и окрестностях будут осматривать каждый камень, выслеживая отступника, осмелившегося не умереть по приказу ордена. Госпожа Жильсон дана ему не в помощницы, а — присмотреть…

Единственный, на кого можно рассчитывать, — Саладин. Он не любит ни ассасинов, ни тамплиеров и очень силен. Это обязательно сообразит брат Гийом, и дорога через Тивериаду в курдские горы будет перекрыта. Пожалуй, до этого додумается даже местный комтур, не ожидая приказа из верховного капитула. Остается порт. Яффская гавань невелика, не то что в Тире или Аскалоне. Как человек сугубо сухопутный, де Труа не любил море и из всех кораблей доверял лишь верблюду. Но нечего привередничать. Денег хватит для того, чтобы уговорить любого капитана корабля отплыть хоть в Константинополь, хоть в Лондон.

Де Труа спустился к порту. Там ему не понравилось. У выхода из гавани виднелись четыре галеры. Может быть, им приказано осматривать каждое выходящее в море судно. Для очистки совести де Труа спустился на пристань и потолкался среди портовых завсегдатаев. Нет! Лучше — на суше. Море его не спасет. И Саладин не защитит. Необходимо нечто другое.

В порту Яффы пахло тухлой рыбой, водорослями, смолой, мокрой пенькой. Де Труа зашел в темноватую харчевню, хотел потребовать просового пива, но вдруг додумался, что ему надо: другой человек. Да — другой: Великий магистр ордена тамплиеров граф де Ридфор!