Цитадель тамплиеров

— Ну, а второй уже отсыпается в тамплиерском капитуле, смею вас заверить. К тому же я убежден, что этот корабль — не единственный, принесший новость в Святую землю, — недовольно сказал Конрад Монферратский.

Д’Амьен кивнул.

— Через три дня каждая собака в Палестине будет знать о смерти папы. Меня занимает другое. Оказывается, неясно, отчего умер Луций. То ли от апоплексического удара, что, учитывая его комплекцию, вполне возможно, то ли от яда.

— Это меняет дело? — спросил Раймунд.

— О, да. Если его отравили, значит, мы, так сказать, на верном пути. Если случайность, то все неясно. Надо готовиться ко всему. Есть и третья возможность. Вмешательство Гогенштауфена.

Патриарх отмахнул пухлой ручкой.

— Это невероятно. Они обожали друг друга, как молочные братья.

— Иногда ближайшие друзья становятся непримиримыми врагами.

— Чего обстоятельства требуют от нас? — спросил Раймунд. — Похоже, вы в растерянности?

Великий провизор не без усилия улыбнулся.

— Дорогой граф, менее, чем кто-либо, я склонен отказаться от общей цели. Но надо выяснить, какой из путей к ней менее опасен и более короток.

— Верно, — кивнул патриарх, — папа мертв. Другими словами, мертво решение курии о привилегиях тамплиеров.

— Ваше святейшество, я хочу обратить наше общее внимание на то, что в городе полно тамплиеров, притом неместных. Из Португалии, Аквитании, даже из Венгрии. Вам ни о чем это не говорит? Я едва нашел себе дом для постоя.

— Вы напрасно горячитесь, граф, — вежливо улыбнулся де Сантор, — мы знаем. Это началось дней десять назад.

— Не опоздали ли мы? Кажется, храмовники упреждают нас, — сказал Конрад.

Д’Амьен отрицательно покачал головой.

— Де Торрожу, если он что-то почувствовал, легче было бы вызвать войска из Яффы, Газы или Каира, чем везти людей из-за моря. Кроме того, съехалась знать тамплиеров. Магистры областей, комтуры, приоры. Это напоминает подготовку к заседанию великого капитула. Он собирается крайне редко и, как правило, только для выборов Великого магистра.

— Де Торрож отказывается от власти? — удивился Конрад Монферратский.

Д’Амьен пожевал губами и развязал веревку на вороте сутаны.

— Я думаю, что де Торрож мертв. И скорее всего давно умер. В этом они нас перехитрили. И вероятно что-то предвидят.

— Мне кажется, — позволил себе сказать де Сантор, — они почти знают, что очень скоро мы нанесем удар. Возможно, догадываются, каким он в общих чертах должен быть… И с какого направления.

— Не надо им приписывать сверхъестественные способности, — недовольно сказал патриарх.

— Не надо считать врага глупее себя, — продолжил де Сантор. — Но тут дело в сроке. Пока инициатива в наших руках.

— Да, — подтвердил д’Амьен. — Заседание капитула начнется не раньше, чем через неделю. Их задержат выборы преемника. К власти скорее всего прорвется де Ридфор. По мне, тамплиерам лучше бы вообще не иметь Великого магистра, чем такого. И последнее. Тот факт, что сюда собралась вся знать тамплиеров, мне нравится. Нам не придется отлавливать их по всей Европе. Мы обезглавим Храм точным ударом на очень долгое время, если не навсегда. Если успеем…

Раймунд потрогал свой ус.

— Ну что ж, в речениях ваших, граф, я слышу уверенность. Со своей стороны скажу, что девять сотен своих людей я держу на Вифлеемской дороге в нескольких часах езды до Иерусалима. Долго так продолжаться не может.

— Мои итальянцы тоже готовы, — сказал маркиз, — тетива натянута, но в таком состоянии не может она находиться бессрочно.

Великий провизор кивнул.

— Я помню это. Вал стронулся и набирает ход. Отсюда я — во дворец.

— Вас увидят, — сказал патриарх.

— Карты почти все открыты, нет смысла тратиться на маскировку.

Его величество король Иерусалимский лежал в темноте и плакал от страха. В последние пять лет, с момента, когда его водрузили на трон, он плакал часто, ни разу себя не почувствовав королем. В прежней жизни звали его Бонифацием, но эта жизнь ушла в туман. Она стерлась. Это не он был когда-то на Кипре мелким судейским чиновником.

За годы тайных, мучительных тренировок из него вытравили все прошлое, и он носил манеру говорить и двигаться, взятые у Бодуэна, как хорошо прилаженную одежду.

В первые годы своего «правления» Бодуэн старался поменьше бывать на людях, удалил от себя детей и перепоручил все более-менее важные государственные дела советникам, назначаемым орденом. Его страшила возможность случайности, которая могла обнаружить подмену. Он отослал всех старых слуг, разогнал по дальним гарнизонам заслуженных военачальников и тем самым лишился какой бы то ни было опоры. Он не мог доверять никому. Любой во дворце мог оказаться храмовником. Его семейство на Кипре, после того как он был взят в двойники королю, истребили.