Выйдя из дома, он наткнулся на Джо, стоявшего на мостовой с напряженно-выжидательным видом.
– Все в порядке, Джо, – сказал он охрипшим голосом. – Оба живы.
Было около пяти часов утра и совсем светло. На улицах попадались уже шахтеры: это шла домой первая смена. Измученный, едва передвигая ноги, Эндрю шел рядом с ними, и его шаги звучали в такт их шагам под утренним небом. Забыв обо всей своей прежней работе в Блэнелли, не видя ничего вокруг, он твердил себе: «Господи, наконец-то! Наконец-то я сделал что-то настоящее!»
После ванны и бритья – благодаря Энни в его распоряжении имелось всегда достаточное количество горячей воды – он почувствовал себя менее усталым. Но миссис Пейдж, найдя его постель несмятой, саркастически подшучивала над ним за завтраком, подзадоренная молчанием, которым он встречал ее колкости.
– Ха-ха! У вас, доктор, сегодня вид совершенно разбитого человека. Под глазами синяки. Это вы только утром воротились из Суонси, а? И забыли привезти мне пирожные от Перри! Кутнули небось, мой милый! Та-та-та!
После утреннего приема в амбулатории и визитов на дом Эндрю зашел навестить жену Моргана. Было половина первого, когда он свернул на Блайна-плейс. У открытых дверей домиков там и сям стояли, болтая, группы женщин, и, когда он проходил, они, прерывая разговор, улыбались ему и дружески здоровались. Когда он подходил к дому номер 12, ему показалось, что кто-то смотрит в окно. Так оно и было. Его ожидали. Не успел он ступить на недавно натертую до блеска ступеньку крыльца, как дверь распахнулась и старая бабка, сияя всем своим морщинистым лицом, пригласила его войти.
Ей так хотелось принять его получше, что она с трудом находила слова. Сначала предложила ему войти в гостиную и подкрепиться. Когда же Эндрю отказался, она засуетилась:
– Ну хорошо, хорошо, доктор, пусть будет по-вашему. Но, может быть, у вас перед уходом найдется время выпить капельку бузинной наливки и съесть кусочек пирога. – И она трясущимися старыми руками ласково подтолкнула его к лестнице, которая вела в спальню.
Он вошел. Маленькая комната, вчера походившая на бойню, была теперь прибрана и вычищена так, что все блестело. Его инструменты, разложенные в полном порядке, сверкали на покрытом лаком деревянном комоде. Кожаная сумка была заботливо вытерта гусиным жиром, застежки начищены порошком так, что казались серебряными. Постель преобразилась, застланная чистым бельем, и на ней лежала мать, склонив некрасивое, немолодое лицо, в котором светилось немое счастье, к ребенку, спокойно сосавшему ее полную грудь.
– А, доктор! – Толстая повитуха поднялась со своего места у кровати, вся расплываясь в улыбке. – У них обоих теперь отличный вид, не правда ли? Они и не знают, сколько хлопот доставили нам с вами. И знать ничего не хотят, ей-богу!
Кроткие глаза Сюзен Морган говорили что-то горячо и невразумительно. Облизав губы, она пыталась пролепетать слова благодарности.
– Да-да, есть за что благодарить, – закивала повитуха. – И не забывайте, голубушка моя, что вам, в ваши годы, уже никогда не родить второй раз. Если бы
– Мы это знаем, миссис Джонс, – перебила ее внушительно старая бабка, появляясь на пороге. – Мы знаем, что всем обязаны
– Был у вас уже мой Джо? – робко осведомилась Сюзен. – Нет? Ну, значит, еще придет, будьте уверены. Он не помнит себя от радости. Он жалеет только, что в Южной Африке не будет вас, чтобы лечить нас, если понадобится.
Надлежащим образом угостившись пирогом и домашней наливкой из бузины – для старухи было бы тяжкой обидой, если бы он отказался выпить за здоровье ее внука, – Эндрю ушел продолжать обход больных. У него было удивительно тепло на душе. «Они меня приняли, словно английского короля», – подумал он самодовольно. Этот эпизод послужил как бы противоядием против впечатления, оставленного встречей на кардиффском вокзале. В пользу брака и семейной жизни говорило то счастье, которым полно было все в доме Моргана.
Недели через две, когда Эндрю закончил визиты в дом номер 12, Джо Морган пришел к нему. У Джо был необычайно торжественный вид. Он долго и мучительно подыскивал слова, затем выпалил:
– Черт возьми, доктор, я не мастер говорить! Никакими деньгами не заплатишь за то, что вы для нас сделали. Но все-таки мы с хозяйкой хотим отблагодарить вас этим маленьким подарком. – И он стремительно протянул Эндрю бумажку. Это был чек на пять гиней.
Эндрю смотрел на чек. Морганы были люди зажиточные, но далеко не богатые. Этот дар, особенно теперь, когда им предстояли значительные расходы на переезд, был, должно быть, большой жертвой с их стороны, доказательством благородной щедрости. Эндрю сказал, тронутый:
– Я не могу его принять, Джо, дружище.