Цитадель

Паук-волк спустил Найла на землю и вместе с собратьями побежал натягивать паутину по периметру лагеря, а смертоносцы просто легли на песок там, где остановились. Найл и Рягья оказались вдвоем на небольшой песчаной площадке, окруженные со всех сторон серыми спинами пауков.

— Разведчики доложили, что люди в городе. Ночью они уснут, а на рассвете мы их всех неожиданно парализуем и возьмем, — передал Дравиг специально для правителя. Сами смертоносцы эту отработанную за века процедуру покорения людей, выродившуюся ныне в безопасный ритуал, знали досконально.

— Кажется, мы влипли, — повернулся Найл к Рягье, — костра тут не развести. Придется спать голодными.

— Я соеую пыпу пала, — ответила женщина, достала из-за пазухи холщовый сверток и стала его неторопливо разворачивать, — от тольто пить апопипся.

То, что пить захочется, Найла не беспокоило. Джарита, умница, чуть не силком запихнула ему за пазуху флягу с разбавленным вином. Сегодня можно будет выпить вина, а завтра он наберет воды из впадающей в озеро реки.

В свертке оказалось штук шесть продолговатых потрошеных рыбешек с круглыми, изумленными глазами. Морячка взяла одну из них за голову, аккуратненько надорвала тонкую рыбью кожу, сдернула одним резким движением и протянула правителю золотисто-коричневую тушку. По виду мясо напоминало запеченную ногу кузнечика, однако вкус казался несравнимым: щедро посоленная, но сохранившая неуловимый собственный аромат рыба таяла во рту. Казалось, эту рыбу нужно не есть, а пить.

Оставив от рыбешки один хребет, Найл облизал пальцы и потянулся за следующей.

— А на попом? — напомнила Рягья.

— «На потом» не надо, — ответил Найл, неумело пытаясь содрать шкуру со второй рыбины. — Вокруг озера заросли густые, как у моря. Кого-нибудь поймаю. Я все-таки охотник. Не пропадем.

— У и паль-о! — махнула рукой морячка и тоже взялась за очередную рыбу.

Найл не остановился, пока не прикончил последний кусочек, хотя вроде бы уже давно наелся. Расправившись с лакомством, правитель тщательно облизал каждый палец, потом воткнул ладони в горячий песок, покрутил там, стирая остатки жира. Достал из-за пазухи флягу, сделал несколько глотков, протянул Рягье. Говорить ни о чем не хотелось. По телу разливалась блаженная, сытая истома, наползала неодолимая дрема. Для пустыни это было лучшее время дня: уже прячется за горизонт солнце, палящих лучей больше нет, но воздух еще горяч и позволяет погреться перед сном, перед приходом ночного холода. Уже попрятались дневные хищники, но еще не выбрались из нор ночные, никого не надо бояться, не надо быть настороже, можно просто сидеть, глядя на быстро темнеющее небо, и думать о чем-нибудь своем.

Рягья закопала в песок рыбьи кости, стала складывать ткань.

— Не убирай, — попросил Найл, — под голову положим. Хуже нет, когда во сне песок в глаза да в рот набьется. Жаль, накрыться нечем. Ночи здесь холодные.

— Пупа пелить? — спросила морячка.

— Сейчас. — Найл сделал в песке две неглубокие ямки: одну для бедра, другую для плеча. Расстелил пахнущую рыбой ткань, лег на бок. — Вот так. Теперь для тебя точно такие же копнем.

Рягья легла рядом, спиной к Найлу. Правитель с удивлением ощутил, что, несмотря на долгий путь, от ее пышных волос по-прежнему пахнет морем. Он сдвинулся немного вперед и коснулся лицом ее шелковистых, прохладных кудрей. А потом столь же осторожно коснулся ее сознания.

Рягья думала о нем. Ей очень нравился Посланник Богини, нравилось то, что он, единственный, всегда понимает ее с полуслова и ни о чем по десять раз не переспрашивает, то, что он ни разу не посмеялся над ее шепелявостью, над ее уродством, то, что он, правитель города, нисколько не кичится, общается с ней, как с равной, ест с одного стола, пьет из одной фляги. И, наконец, он просто красивый парень. Будь это один из гребцов, она бы знала, как вознаградить его, а здесь… Она — обычная надзирательница, а он — Посланник Богини. Любая попытка высказать расположение будет воспринята уже не как милость, а как оскорбление. Кто она такая, чтобы оказывать милость правителю города?

Найл даже улыбнулся. Надо же, Рягья, сильная женщина, привыкшая командовать мужчинами, не боящаяся ни моря, ни пауков, — и вдруг робеет высказать свое расположение! Он невольно вспомнил слова Мерлью о том, что женщине намного труднее сделать первый шаг. Похоже, и на этот раз она оказалась совершенно права. Ему нравилась Рягья, ее открытость и отзывчивость, ее сильное тело и пахнущие морем черные густые волосы. Он нравился ей. Но Рягья боялась сделать первый шаг, боялась в ответ на открытые чувства встретить высокомерный смех или презрение. А чего боится он? Получить пощечину? Да никогда в жизни Рягья на это не решится! Получить отказ? Выглядеть глупо в ее глазах? А не будет ли он еще более глуп, если не сделает этот шаг?