Циркач

— Наверняка не только для вас это стало слишком волнующим переживанием, — прошептал он мне на ухо, — пойдите наружу, подышите свежим воздухом.

Спотыкаясь, я позволил старому аристократу проводить меня на улицу, под беспощадный дневной свет.

— Вы дрожите, — сказал Нобилитас.

Где-то за спиной самый мощный орган в часовне заиграл гимн отечества, который вдруг подхватили и те, кто стоял под высоким потолком часовни, и десять тысяч глоток на большой площади перед нею:

Чудесная страна, мой вечный рай,
Страдания и грех тебя не тронут,
Отчизна милая, блаженный край:
Всю жизнь готов служить я трону.

На последней строке толпа взорвалась веселыми криками, неудержимой силой прорвалась через ограждения; мы с Нобилитасом попали в водоворот тел, были подхвачены, унесены и разделены его течением. Я барахтался, как потерявший надежду утопающий, и мне удалось вырваться из человеческих когтей. Я побежал куда-то, лишь бы скрыться… спрятаться от людей, спрятаться подальше от всего… Как безумец, я все бежал вперед, прячась от каждого, кто встречался на моем пути. Я скрылся в парке при часовне, выбежал из него на противоположной стороне и все спешил вперед, через густой кустарник, по свежевспаханным полям, через канавы… Я перебирался через ограждения и колючую проволоку, не обращая внимания на появляющиеся раны, бежал все дальше, дальше… пока не лишился сил. Исцарапанный, в разорванной на клочки одежде, я, в конце концов выдохшись, упал в густых зарослях черники. — Сестричка, — всхлипывал я, — сестричка…

Глава тринадцатая

В которой Королева, сама того не подозревая, утешает писателя искренними словами, подарившими ему вновь надежду на жизнь; в которой Ее Милость просит писателя, чтобы в своем новом романе о человеческой комедии он также нашел место рассказу о великой и героической жизни людской; в которой писатель объявляет, что собирается в паломничество и готов посильно выполнить просьбу Королевы; в которой, в конце концов, он открывает сердце, и Королева обнаруживает, кто он и что собой представляет.

Как только я снова приобрел более-менее приличный вид и отчасти пришел в себя после всех треволнений — когда мне, в сущности, пришлось заглянуть в зеркало, отражающее мое темное прошлое, — я решил нанести визит Королеве. Это было в один из таких прекрасных, безветренных дней, когда лето уже прощается, погоды стоят тихие и благотворные, но осень первыми знаками возвещает свой приход.

Мне, наверное, даже не стоит объяснять здесь, как тяжело было у меня на сердце, как неспокойно и боязно мне было, когда пробил час, и я поехал во Дворец. О чем хотела поговорить со мной Ее Милость и почему назвала меня «чудесным поэтом»? Я пытался думать о разных дурацких побочных причинах, которые могли подвигнуть Королеву вызвать меня: разговор о существе писательства или об истинности веры, все чаще бесстыдно атакуемой… Ее Милость очень ценила подобные разговоры, которые порой затягивались до глубокой ночи.

…Но нет, мне не стоило водить самого себя за нос: беседа, которую Ее Милость намеревалась провести со мной на этот раз, должно быть напрямую связана с волнующим событием в дворцовой часовне…

Королева приняла меня, как обычно, в личных покоях, где проходила и предыдущая беседа и где всегда царила приятная, настраивающая на доверительный обмен мыслями, атмосфера, в тоже время туда не проникали отвлекающие звуки извне.

— Отчего вы так озабочены? — было первое, что спросила Ее Милость после того, как я поцеловал ей руку и, вздыхая, присел — по ее приглашению — на стул, который вообще-то был предназначен только для членов королевской династии. — И как вы нарядились сегодня!

Я действительно чувствовал себя сегодня — более чем обычно — неуютно в чересчур чинном платье, выбранном в соответствии с дворцовым этикетом. Ироничное замечание Королевы меня на самом деле не задело, но и не успокоило. Я видел, что Ее Милость внимательно изучала шрамы, порезы и следы от заноз и колючек на моем лице и руках.

— Вы с кем-то сражались? — спросила она, чуть ли не забавляясь.

— Я могу рассказать все, если Ваша Милость пожелает, — ответил я.

Мое сердце сильно билось, и я почувствовал, будто теряю равновесие на краю угрожающей бездны.

— Мне не нужно знать все, — с улыбкой ответила Королева.

Это показалось мне странным. Чего мне тогда ожидать, что же это такое могло быть, зачем Ее Милость вызвала меня?