Цирк

Когда мужчины вошли в кабинет директора, Мария сидела у стола, положив голову на руки. Она медленно подняла голову и невидяще взглянула на них полузакрытыми глазами. Озабоченный и встревоженный Харпер остановился возле девушки, не менее озабоченный Ринфилд и совершенно невозмутимый Сергиус оставались чуть позади. Лицевые мускулы полковника, отвечающие за выражение симпатии, атрофировались уже очень давно. Глаза у Марии покраснели, опухли и потускнели, щеки блестели от слез. Ринфилд посмотрел на искаженное горем лицо и неловко коснулся руки девушки.

— Простите меня. Я совсем забыл… Я не знал… Мы немедленно уйдем…

— Не надо. — Она приложила к лицу платок. — Пожалуйста, входите…

Когда все трое довольно неохотно вошли и Ринфилд достал бутылку водки, Харпер спросил:

— Откуда вы узнали? Я, конечно, прошу меня извинить, — он посмотрел на ее обручальное кольцо и отвел взгляд, — но как же все-таки вы узнали?

— Я не узнавала. Я просто почувствовала. — Мария снова вытерла глаза. — Да, просто почувствовала. Я услышала объявление о том, что он упал. Смотреть не пошла, потому что боялась идти. Я знала, что если бы он не был сильно покалечен, то позвал бы меня и вы бы за мной послали. Но никто не пришел.

В тягостном молчании мужчины поспешно расправились со своей водкой и вышли один за другим. Харпер, покидавший кабинет последним, сказал:

— Мне нужно подобрать кое-какие инструменты. Я вернусь через две минуты.

Он закрыл за собой дверь. Мария немного подождала, встала и посмотрела в окно, потом приоткрыла дверь и осторожно выглянула. Поблизости никого не было. Девушка закрыла дверь, заперла ее на ключ и вернулась к своему столу. Достав из ящичка тюбик, она открыла его, выдавила немного глицерина и натерла им глаза и лицо. Потом снова отомкнула дверь.

Вскоре вернулся доктор Харпер с небольшим чемоданчиком в руке. Он налил себе еще водки и огляделся, словно не зная, с чего начать. Потом прочистил горло и заговорил извиняющимся тоном:

— Вы никогда не сможете мне этого простить, но я был вынужден так поступить. Понимаете, я не знал, насколько вы хорошая актриса. Боюсь, что не очень хорошая. Вам трудно скрывать свои чувства.

— Скрывать свои чувства? Вы знаете, что мы с Бруно… — Девушка внезапно замолчала, а потом медленно произнесла: — О чем это вы толкуете?

Харпер широко улыбнулся.

— Осушите ваши слезы и пойдемте со мной.

В ее глазах загорелись первые искорки понимания.

— Вы хотите сказать…

— Вы все сами увидите.

Бруно стянул с себя две покрывавшие его простыни и сел в гробу. Он без особого восторга посмотрел на Харпера и высказал упрек:

— Вы не очень-то спешили! Каково было бы вам самому лежать в гробу в ожидании того, что какой-нибудь ретивый подмастерье придет и начнет заколачивать крышку гроба?

Мария избавила Харпера от необходимости отвечать. Когда Бруно наконец удалось освободиться из ее объятий, он с трудом поставил на пол затекшие ноги, порылся в гробу и достал откуда-то из его глубин полотняный мешочек.

— К тому же я совершенно вымок!

— Это еще что такое? — удивилась Мария.

— Маленькая хитрость, — примирительно улыбнулся Харпер. — Это мешочек со льдом. Он был необходим для того, чтобы Лоб Бруно стал холодным, как у настоящего покойника. К сожалению, лед тает. — Доктор поставил чемоданчик на крышку гроба и открыл его. — А теперь Бруно придется еще немного пострадать, поскольку мы собираемся преобразить его в настоящего красавца.

Преображение Бруно длилось около двадцати минут. Нельзя сказать, чтобы Харпер ошибся в выборе профессии, но он превосходно чувствовал бы себя и в гримерной любой киностудии. Он действовал быстро и умело и получал явное удовольствие от своего творчества. Когда он наконец закончил, Бруно посмотрел на себя в зеркало и поморщился. Светло-каштановые волосы на парике были слишком длинными и растрепанными, такого же цвета усы казались чересчур пышными. Свежий полукруглый шрам, тянувшийся через лоб от правого виска к носу, был, несомненно, результатом столкновения с битой бутылкой. Образ дополняли рубашка в бело-синюю полоску, красный галстук, легкий светло-коричневый костюм в красную полоску, а также носки и башмаки цвета детской неожиданности. Пальцы Бруно украшали перстни, купленные где-нибудь на дешевой распродаже.

— Настоящий красавец, говорите? — протянул Бруно. — Что ж, я всегда смогу найти работу в качестве пугала. — Он сердито посмотрел на Марию, которая с трудом удерживалась от смеха, зажимая рот ладонью, но не могла скрыть смешинки в глазах. — И все это делает меня незаметным?

— В самую точку. Это делает вас настолько заметным, что на вас вряд ли кто-нибудь посмотрит дважды, — разве что человек решит, что у него обман зрения, и захочет проверить первое впечатление. Внимание привлекают безымянные неприметные мужчины, крадущиеся по проулкам. Вы же — Йон Нойхауз, продавец станков из Западной Германии. Паспорт и другие документы у вас во внутреннем кармане.