Читаем Цирк в пространстве культуры полностью

Со двора выходим на Атмейдан, славный когда-то по всему миру Ипподром Византии. Слева Атмейдан замыкается одной из великолепнейших султанских мечетей – колоссальной белой мечетью Ахмедиэ, окруженной платанами и шестью исполинскими минаретами. Но, Боже, чем замыкается площадь с других сторон! Ветхие бревенчатые хибарки под черепицей, старозаветные кофейни, полузасохшие акации. Ипподром теперь пуст и пылен, и печально стоят на нем в ямах, обнесенных решетками, три памятника великой древности: обелиск розового гранита, когда-то стороживший вход в храм Солнца в Гелиополе, грубая каменная колонна Константина Багрянородного и бронзовая, позеленевшая Змеиная колонна – три змеи, перевившихся и вставших на хвосты: «слава Дельфийского капища»[130].

В топониме «Атмейдан» сохраняется память о конных забегах. Название площади в переводе с турецкого означает «конные ристания». Описанные Буниным три памятника древности – обелиск и колонны – свидетельствуют не только о былом величии константинопольского ипподрома – они напоминают и о том, что он, кроме прочего, выполнял роль своего рода культурного хранилища. В его центре, например, некогда, как в музее, выставлялись разного рода памятники культуры, привезенные сюда со всех концов света. Одним из таких экспонатов был египетский обелиск, установленный Феодосием Великим примерно в 390 году. Этот обелиск, представляющий собой огромный монолит из фиванского гранита, был первоначально (в 1700 году до н. э.) воздвигнут в Гелиополе фараоном Тутмосом III, а много позднее перевезен в Константинополь. На пьедестале египетского монолита были вырезаны рельефы, изображающие различные события времен Феодосия, в частности цирковые игры на ипподроме, на которых присутствует вся императорская семья: Феодосий, императрица Флакцинила и их сыновья Аркадий и Гонорий. Феодосий и его приближенные располагаются в императорской ложе (кафизме), соединявшейся внутренними переходами и крытыми галереями с дворцом; такая связь дворца с ипподромом давала царю возможность быть постоянным зрителем цирковых игр, даже не всегда при этом показываясь своим подданным[131]. В руке императора венок, предназначавшийся победителю соревнований: не могло возникнуть сомнений в том, что император, прими он участие в гладиаторском сражении или конном ристании, непременно бы одержал победу. В определенном смысле грань между цирковым актером и властителем здесь как бы стирается.

Случалось, что эта грань стиралась и в действительности. По свидетельству византийских историков (Прокопия Кесарийского и др.), императрица Феодора, жена Юстиниана I, была дочерью некоего Акакия, служившего сторожем цирковых медведей при константинопольском ипподроме, и сама, став актрисой, выступала в цирковых пантомимах на арене этого же ипподрома[132]. Ее знакомство с Юстинианом случилось в пору, когда его дядя был действующим императором; в 525 году в соборе Святой Софии состоялось их бракосочетание, а два года спустя патриарх произвел обряд коронации Юстиниана на константинопольском ипподроме. Таким образом, Феодора-императрица принимала приветствия и поздравления от подданных на том самом ипподроме, где некогда выступала юная Феодора-циркачка. Мозаическое изображение Феодоры в церкви Сан-Витале в Равенне (ок. 547) в известном смысле представляет собой прижизненный портрет цирковой актрисы, имя которой, в отличие от имен многих безвестных ее коллег, сохранилось в истории культуры.

Возвращаясь к пассажу Бунина об ипподроме, можно заметить, что этот пассаж имеет определенное сходство с описанием киево-софийской фрески в повести Бартэна. В обоих случаях фиксируется преодоление цирковым искусством исторического разрыва, выявляется динамическое равновесие между прошлым и современностью. Цирк – место реконструкции культурных ценностей и возможности преодоления разрыва между компонентами культуры, между разными или даже полярными географическими и культурными пространствами.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки визуальности

Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Короткая книга о Константине Сомове
Короткая книга о Константине Сомове

Книга посвящена замечательному художнику Константину Сомову (1869–1939). В начале XX века он входил в объединение «Мир искусства», провозгласившего приоритет эстетического начала, и являлся одним из самых ярких выразителей его коллективной стилистики, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве», с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.В начале XX века Константин Сомов (1869–1939) входил в объединение «Мир искусства» и являлся одним из самых ярких выразителей коллективной стилистики объединения, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве» (в последовательности глав соблюден хронологический и тематический принцип), с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего с различных сторон реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.Серия «Очерки визуальности» задумана как серия «умных книг» на темы изобразительного искусства, каждая из которых предлагает новый концептуальный взгляд на известные обстоятельства.Тексты здесь не будут сопровождаться слишком обширным иллюстративным материалом: визуальность должна быть явлена через слово — через интерпретации и версии знакомых, порой, сюжетов.Столкновение методик, исследовательских стратегий, жанров и дискурсов призвано представить и поле самой культуры, и поле науки о ней в качестве единого сложноорганизованного пространства, а не в привычном виде плоскости со строго охраняемыми территориальными границами.

Галина Вадимовна Ельшевская

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология