Цирк, цирк, цирк (рассказы)

Он узнал вас, и ему хочется поговорить.

— Раки... — небрежно бросаете вы.

— Готовых брали? — осведомляется человек, лениво берясь за ручку насоса.

— Живых, — спокойно говорите вы.

— Эстрагон клали? — тоном специалиста спрашивает человек, ускоряя движение ручки насоса.

На этот вопрос вы можете не отвечать. Просто усмехнитесь и скажите, разглядывая свои пальцы:

— Чеснок шинковал, чуть весь не перерезался...

Человек сражен. О необходимости чеснока он и не подозревал.

Рука, качающая насос, из глубочайшего уважения к вам начинает двигаться с невероятной скоростью.

Наконец пиво налито, и уничтоженный знаток робко протягивает вам бидон. Платите и великодушно улыбайтесь. Сегодня выходной, и вы прощаете ему обилие пены и недостаток знаний.

С самого утра вы стараетесь не думать о цирке. Не потому, что вы не любите его, и не потому, что он вам надоел за прошедшую неделю. Нет, просто вы активно отдыхаете. Значит, о цирке вы не думаете! Однако еще в тот момент, когда вы расплачиваетесь за утреннюю кружку, вас начинает мучить мысль, что вчера после представления вы забыли запереть свою гардеробную или не зачехлили реквизит, стоящий за кулисами. В голову вам приходит еще пятнадцать причин, по которым вам просто необходимо хоть на секунду забежать в цирк.

И вот тут происходит самое страшное... Начинается неравный бой!

Вы робко пытаетесь убедить себя в том, что гардеробная закрыта, что реквизит тщательно укрыт брезентовыми чехлами и что все остальные причины, по которым вам необходимо быть в цирке, выеденного яйца не стоят. Но не тут-то было!..

Причины размножаются, как бактерии, невероятно быстро. А так как, несмотря на несколько лет работы в цирке, иммунитет у вас не выработан, вы оказываетесь в проходной цирка намного раньше, чем успеваете сообразить, зачем вы все-таки пришли сюда в свой единственный выходной день.

— Митрич, привет! — с фальшивой бодростью говорите вы вахтеру.

— Привет, оно, конечно, привет, — говорит вахтер. — Однако лучше бы вы все отдыхали сегодня...

— Кто-нибудь есть? — с надеждой спрашиваете вы.

— Найдутся, — отвечает вахтер и отворачивается.

После этой содержательной беседы вы чувствуете себя намного увереннее. Вы проходите за кулисы и в полутьме дважды спотыкаетесь обо что-то твердое и обо что-то мягкое.

Мягкое возмущенно шипит снизу:

— Тише, черт! Смотри, куда лезешь!

Глаза привыкают к полутьме, и вы узнаете своего приятеля, воздушного гимнаста. Он лежит на полу в замасленном комбинезоне, с карандашом в руках и что-то подсчитывает на клочке бумаги.

Твердым оказываются снятые с купола электрический мотор, разобранный редуктор, шкивы, инструменты и какие-то детали неизвестного назначения.

— Ты чего разлегся? — спрашиваете вы приятеля.

Не отрывая глаз от бумажки, он почесывает карандашом нос и отвечает:

— Понимаешь, тут дело вот в чем... При стабильном напряжении в двести двадцать вольт мотор дает восемьсот оборотов в минуту... Редуктор на выходе дает шестьдесят. Есть у меня еще два промежуточных шкивка, один к четырем... Дай сигарету! И получается, что мы медленно летаем. А нужно в полтоpa раза быстрее. Спички есть? Все это очень просто, но я тут чего-то запутался и не могу сообразить... Давай бери карандаш!

Вы берете карандаш и находите чистый листок бумаги.

— Значит, так! — оживленно говорит лежащий на полу воздушный гимнаст. — Если мы выкинем один промежуточный шкив...

Спустя полчаса вы тоже понимаете, что все это очень просто, но почему-то у вас ничего не получатся. А еще через десять минут воздушный гимнаст забирает у вас карандаш, оставшиеся сигареты и посылает к чертовой бабушке. На душе у вас становится сразу легко, и вы направляетесь в манеж. Проходя мимо своей гардеробной, вы убеждаетесь, что она закрыта, а стоящий рядом с дверью реквизит тщательно запеленут, как новорожденный. Но вы уже не презираете себя за слабость, а, наоборот, думаете о себе как о человеке аккуратном и предусмотрительном.

Еще не дойдя до занавеса, вы слышите щелканье шамберьера и доносящийся с манежа голос дрессировщика лошадей:

— Алле! Ай, браво, Малышка!..

Тут вам становится уже совсем хорошо. Вы проскальзываете в боковой проход и, остановившись у барьера, невинно вопрошаете:

— Чего это вы, Николай Николаевич, задумали в выходной репетировать!

Дрессировщик лошадей берет шамберьер под мышку, достает пачку папирос и закуривает.

— Да вот не хватает мне времени для молодняка. Решил погонять их с утра, да завозился... Сейчас кончаем, — говорит он конюхам. — Пускай еще разок! Алле, Буян! Алле, алле, Малышка, не отставай! Ай, браво, мои хорошие!..

Лошади пробегают один круг, второй, третий, четвертый... А посередине манежа, прикусив давно погасшую папиросу, стоит дрессировщик и, держа шамберьер в вытянутой руке, ведет лошадей, то подгоняя одну, то сдерживая другую...

Лошади покрываются темными пятнами пота, с морд хлопьями слетает пена.

— Барьер! — кричит дрессировщик. Конюхи моментально открывают проход в барьере.

— Санже! — резко щелкает шамберьер.