Цирк проклятых. Кафе лунатиков

— Дольф, можешь подойти на минутку?

Дольф осторожно спустился по склону. Наверное, не хотел повторять мой номер на бис.

— Ты знаешь, что это? — спросил он.

— Оборотень.

— Объясни. — У него был уже наготове верный блокнот с авторучкой.

Я объяснила, что нашла и что думаю.

— У нас не было случая с диким ликантропом с момента образования нашей группы. Ты уверена?

— Уверена, что это оборотень, но я не говорила, что это ликантроп.

— Объясни.

— Все ликантропы — оборотни по определению, но не все оборотни — ликантропы. Ликантропия — это болезнь, которой можно заразиться после нападения или после прививки неудачной вакциной.

Он поднял на меня глаза:

— Этой штукой можно заразиться от вакцины?

— Случается.

— Полезно будет знать, — сказал он. — А как это можно быть оборотнем и не быть ликантропом?

— Обычно это передается по наследству. Сторожевые псы семьи, дикие звери, гигантские коты. Кто-то один в поколении несет в себе эти гены и перекидывается.

— Это связано с фазами луны, как обычная ликантропия?

— Нет. Сторожевой пес появляется, когда он нужен семье. Война там или какая-то физическая опасность. Есть люди-лебеди — эти связаны с луной, но все равно это наследственное.

— А что еще бывает?

— Бывает проклятие, но это уже по-настоящему редко.

— Почему?

Я пожала плечами.

— Надо найти ведьму или кого-нибудь с достаточной волшебной силой, чтобы проклясть кого-то оборотнем. Я читала заклинания для личного превращения. Зелья настолько насыщены наркотиками, что можешь поверить, будто обратился в зверя. Можешь поверить, что ты — башня Крайслер-билдинга, а можешь и просто умереть. Настоящие заклинания куда более сложные и часто требуют человеческих жертв. Проклятие — это шаг вверх по сравнению с заклинанием. Это даже вообще не заклинание.

Я попыталась подумать, как это объяснить. В этой области Дольф — штафирка. Он этой фени не знает.

— Проклятие — это вроде крайнего акта воли. Собираешь всю свою силу, магию — назови как хочешь — и фокусируешь все на одном человеке. Своей волей обрекаешь его на проклятие. Это всегда надо делать лицом к лицу, и потому он знает, что произошло. Некоторые теории считают, что жертва должна верить, иначе проклятие не подействует. Я в этом не уверена.

— И проклясть человека может только ведьма?

— Иногда бывает, что человек не поладит с феей или эльфом. С кем-нибудь из сидхи Даоина, но для этого надо находиться в Европе. Англия, Ирландия, некоторые места в Шотландии. А в этой стране — только ведьмы.

— Значит, оборотень, но мы не знаем, какого рода и даже как он стал оборотнем.

— По отметинам и следам — нет.

— Если бы ты его увидела лицом к лицу, могла бы сказать, какого он рода?

— То есть какое животное?

— Да.

— Нет.

— А сказать, проклятие это или болезнь?

— Нет.

Дольф посмотрел на меня вопросительно:

— Обычно ты лучше работаешь.

— Я лучше работаю с мертвецами, Дольф. Дай мне вампа или зомби, и я тебе скажу его номер карточки социального страхования. Что-то в этом от природных способностей, но больше от практики. С оборотнями у меня опыта куда меньше.

— А на какие вопросы ты можешь ответить?

— Спроси и узнаешь.

— Ты думаешь, это новенький оборотень? — спросил Дольф.

— Нет.

— Почему?

— Впервые новичок перекидывается в ночь полнолуния. Сейчас для него слишком рано. Это мог быть второй или третий месяц, но…

— Но что «но»?

— Если это все еще ликантроп, который собой не владеет, который убивает без разбора, то он должен быть еще здесь. И охотиться за нами.

Дольф огляделся, перехватив блокнот и ручку левой рукой, а правой потянулся к пистолету. Автоматическим движением.

— Не дрейфь, Дольф. Если он собирается еще кого-то съесть, это будет Уильямс или помощники шерифа.

Он еще раз оглядел темный лес, потом снова посмотрел на меня.

— Значит, этот оборотень собой владеет?

— Я так думаю.

— Тогда зачем было убивать вот этого?

Я пожала плечами:

— Зачем вообще убивают? Вожделение, жадность, гнев.

— Значит, животная форма используется как оружие, — сказал Дольф.

— Ага.

— Он все еще в животной форме?

— Это вот сделано в форме половина на половину, что-то вроде человека-волка.

— Вервольфа.

Я покачала головой:

— Я не знаю, что это за зверь. Человек-волк — это всего лишь пример. Это может быть любое млекопитающее.

— Только млекопитающее?

— Судя по этим ранам. Я знаю, что здесь есть и птицы-оборотни, но они оставляют не такие раны.

— Птицы?

— Да, но это не их работа.

— Предположения есть?

Я присела возле трупа, присмотрелась. Будто заставляла его рассказать мне свои тайны. Через три ночи эта душа отлетит, и я могла бы поднять этого человека и спросить. Но у него не было глотки. Даже мертвый не сможет говорить без нужных органов.

— А почему Титус думает, что это работа медведя? — спросила я.

— Не знаю, — ответил Дольф, минуту подумав.

— Давай его спросим.

— С нашим удовольствием, — кивнул головой Дольф. В его голосе звучал легкий сарказм. Если бы я спорила с этим шерифом долгие часы, у меня этого сарказма было бы хоть лопатой греби.

— Давай, Дольф. Меньше, чем мы знаем, мы уже знать не можем.

— Если Титусу есть что сказать, он давно уже мог бы.

— Ты хочешь, чтобы я его спросила, или нет?