Цирк чудес

Тоби скачет так, словно за ним гонятся. Как будто он пытается обогнать себя и собственные мысли, увеличить расстояние между ней и собой. Мушки залетают ему в горло. Скрипит седло. Он хочет оставить ее там, словно ребенок, который поднимает камень и кладет его обратно, не убивая мокрицу на влажной почве. Он хочет забыть о ней, но воспоминание льнет к нему и не собирается отставать.

Ну что, насмотрелся?

Он моргает и скачет еще быстрее. Внезапно в нем просыпается острая тоска по брату. Тоби хочет быть с ним, вернуться на свое место, быть уверенным в его защите и молчании.

Скутари, Скутари, Скутари.

Те холодные ночи и посвист пуль. Солдаты, дрожащие под рваным брезентом.

Это в прошлом, внушает он себе. Никто не знает, что он сделал, кроме Джаспера. Никто не знает. Но его сердце колотится в грудной клетке, и он льнет к холке своего скакуна, боясь свалиться с седла. Чайка кружит над ним и пронзительно кричит: Я знаю – Я знаю – Я знаю…

Он трус и лжец, погубивший человека. Из-за него могли погибнуть тысячи других людей.

С низких ветвей взлетает стайка ласточек. Он опережает небольшую повозку. Заяц едва не попадает под копыта Гримальди. Тоби, обычно такой осторожный, никогда в жизни не скакал так быстро.

Он расскажет брату о своей встрече с девушкой, и Джаспер расплывется в довольной улыбке. Это хотя бы ненамного сократит его долг, и это первое, что он сделает, когда вернется в лагерь. Иногда ему кажется, будто Джаспер держит его разум в запертой банке. Он – открытая книга, простой механизм, части которого Джаспер легко может собрать и разобрать.

Тоби резко пригибается, уклоняясь от низкой ветви; его бедра горят от напряжения. Он помнит, как Джаспер снимал серебряные кольца с мертвых солдат, держа в руке пучок русских распятий. Я хватаю все, что вижу. Из этого вырастет наш цирк!

Если он расскажет Джасперу о девушке по имени Нелли, что будет тогда?

Другие оценят ее по достоинству. Она заработает гораздо больше, чем могла бы здесь.

Но когда фазан вспархивает прочь с его пути, он представляет себя гончей, которая приносит брату мертвую птицу в своей пасти.

Нелл

– Нелл! Нел-ли!

Брат зовет ее, но Нелл не отвечает. Она смотрит на парня, который галопом мчится вдоль утесов, склонившись к гриве своей лошади. У нее было противоречивое желание окликнуть его, чтобы он вернулся и посмотрел на нее так же, как в прошлый раз. Только посмотрите на него: вода плещется у коленей, из седельной сумки торчат скрученные афиши. Я думал, что ты тонешь. Воспоминание настолько пронзительное, что она удивляется, когда смотрит на пляж, где больше никого нет. Потом она упирается кулаками в бедра и вспоминает, что он видел, как она дурачилась в воде. Должно быть, сейчас он смеется над ней… как и Ленни.

Покажи нам стойку на руках, пока не появились другие чудеса!

Она здесь одна – только она и тысячи морских желудей, усеивающих камни, да крабы, которые возятся в прибрежных лужах. Крики ее брата стихают вдали. От соленой воды ее родимые пятна начинают чесаться. Она поднимает мокрые юбки и осматривает их, втайне желая поскрести ногтями. Некоторые размером с веснушки, другие можно обвести пальцами. Они покрывают ее туловище, руки и спину. Она никогда не называла их пятнами или отметинами, как делал ее отец. Она предпочитает думать о них как о песчинках и гальке – о целом морском побережье, рассыпанном по ее коже.

Она вспоминает ярмарку в соседнем городе, когда она была маленькой девочкой, – повозка, тяжело груженная цветами, их веселое уханье с Чарли, когда они подскакивали на колдобинах, рокот и лязг высоких металлических колес. Ее брату было пять лет, а ей почти четыре года. Лишь когда они приехали на рынок, она стала замечать перешептывания вокруг себя, странные взгляды, внезапные шаги в сторону. Горожан, которых она не знала и которые не знали ее. Шипящие вопросы. Ее отца отвели в сторону. Что с ней? Это кошмар… – она подумала, что умирает, а все умалчивают об этом. Она спросила брата: ее голос дрожал от страха. «Это они, – сказал он и сжал пальцами ее ладони. – Только они, а я почти не замечаю их». Но она все равно не понимала, не считала свои родимые пятна причиной для беспокойства, проблемой, которую нужно решить.

Собралась небольшая толпа, люди указывали пальцами. Кто-то протянул руку и провел по ее щеке. «Не слушай их», – учащенно дыша, прошептал ее брат. Но после этого она стала чаще замечать разные странности, воображать насмешки или смущение своих друзей, пока не начала отстраняться от них и искать одиночества.