Цикл «Миллениум». Книги 1-5

Небо стало темным и тревожным, снова задул сильный ветер. У Эрики было тяжело на душе, и ее настроение вовсе не улучшилось от того, что по пути домой она начала думать о матери мальчика. С Ханной Бальдер Эрика никогда не встречалась и в прежние годы отнюдь не принадлежала к числу ее фанатов. В те времена Ханна часто играла женщин, воспринимавшихся всеми мужчинами как легкодоступные, одновременно сексапильных и глуповато-невинных, и Эрика считала типичным, что в кино показывали именно таких персонажей. Но теперь все это осталось в прошлом, и Бергер стыдилась своего тогдашнего неприязненного отношения к ним. Она судила Ханну Бальдер слишком сурово — так часто бывает, когда речь идет о хорошеньких девушках, рано добивающихся большого успеха.

Теперь же — в те немногие разы, когда Ханна появлялась в сколько-нибудь значительных фильмах, — ее глаза излучали скорее сдержанную печаль, придававшую ее ролям глубину — и, возможно (откуда Эрика могла знать?), печаль была подлинной. Ханне Бальдер явно приходилось нелегко. В последние сутки ей уж точно было нелегко, и Эрика с самого утра настаивала на том, чтобы ей всё рассказали и отвезли к Августу. Журналистке казалось, что в такой ситуации ребенок нуждается в матери.

Однако Лисбет, которая тогда еще поддерживала с ними связь, воспротивилась этой идее. Она написала, что пока еще неизвестно, откуда произошла утечка информации, и нельзя исключить того, что как раз из окружения матери и Лассе Вестмана, которому никто не доверял и который теперь, похоже, круглосуточно находился дома, чтобы не сталкиваться с поджидавшими его снаружи журналистами. Ситуация представлялась безнадежной, Эрике это не нравилось, и она молила Бога, чтобы им удалось достойно и основательно описать эту историю, без крупных неприятностей для журнала или кого-нибудь другого.

В способностях Микаэля она в любом случае не сомневалась — когда он выглядел так, как сейчас. Кроме того, ему помогает Зандер… К Андрею Эрика питала слабость. Красивый мальчик, которого иногда ошибочно принимают за гея. Недавно за ужином, дома у них с Грегером в Сальтшёбадене, он рассказал свою историю жизни, которая только еще больше расположила к нему Эрику.

Когда Андрею было одиннадцать лет, он потерял обоих родителей при взрыве бомбы в Сараево и жил после этого в Тенсте, под Стокгольмом, у сестры матери, которая ничего не понимала в его складе ума — и даже в том, какую он получил травму. При смерти родителей Андрей не присутствовал. Тем не менее его тело реагировало так, будто он страдает от посттравматического стресса, и Зандер по сей день ненавидел громкие звуки и резкие движения. Ему не нравилось, когда в ресторанах или в общественных местах стояли бесхозные сумки, и он так страстно ненавидел насилие и войну, что Эрике ничего подобного видеть не доводилось.

В детстве Андрей находил прибежище в собственных мирах. Погружался в фэнтези, читал поэзию, биографическую литературу, обожал Сильвию Плат, Борхеса и Толкиена, изучил все, связанное с компьютерами, и мечтал писать душераздирающие романы о любви и трагедиях. Неисправимый романтик, он надеялся залечить свои раны великими страстями, ничуть не заботясь о происходящем в обществе или в мире. Однако ближе к двадцати годам Андрей сходил на открытую лекцию Микаэля Блумквиста в Стокгольмскую высшую школу журналистики, и это изменило его жизнь.

Что-то в пафосе Микаэля заставило его открыть глаза и увидеть мир, истекающий кровью от несправедливостей, нетерпимости и обмана. Вместо слезоточивых романов он начал мечтать о написании социально-критических репортажей — и вскоре после этого пришел в «Миллениум» и попросил позволения делать все равно что: варить кофе, вычитывать корректуры, бегать по поручениям… Ему хотелось участвовать в общем деле любой ценою, принадлежать к редакции, и Эрика, с самого начала увидевшая в его глазах огонь, позволила ему выполнять кое-какую небольшую работу: заметки, предварительные исследования, краткие портреты. Но прежде всего она велела ему учиться, и Зандер принялся за учебу с такой же энергией, как за все, чем занимался. Он изучал политологию, средства массовой коммуникации, экономику, исследования проблем мира и конфликтов — и параллельно подрабатывал в «Миллениуме» на временных должностях, конечно, мечтая стать известным журналистом-исследователем, таким как Микаэль.

Однако, в отличие от других глубоко копающих репортеров, крутизной Андрей не отличался. Он оставался романтиком, по-прежнему мечтал о великой любви, и Эрика с Микаэлем посвятили много времени его проблемам на любовном фронте. Женщины тянулись к Андрею, но с такой же легкостью бросали его. Возможно, в его желании присутствовало какое-то излишнее отчаяние, или многих отпугивала интенсивность его чувств — и, вероятно, он слишком необдуманно рассказывал о своих недостатках и слабостях. Зандер был чересчур открытым и прозрачным, чересчур хорошим, как обычно говорил Микаэль.